Выбрать главу

Вот почему маркиз признал своею незаконного сына, вот почему он дал ему образование, вот почему он кормил его, почему вообще вспомнил о его существовании. Только ради того, чтобы Грэвенвольды не исчезли с лица земли. Только ради этого пятый маркиз угрохал кучу денег на усыновление ребенка, рожденного от цыганки, на получение личного разрешения Короны на наследование титула человеком весьма сомнительного происхождения. Так вот, не бывать тому никогда.

Пятнадцать лет назад Доминик поклялся себе в этом. До сих пор он не нарушил клятвы. И не нарушит до конца своих дней.

Доминик остановил лошадей у двухэтажного кирпичного здания с выцветшей вывеской, спешился, передал коня мальчику-конюху, затем открыл тяжелую деревянную дверь и вошел. В таверне было темно и дымно, пол низким потолком висели масляные тусклые лампы, пахло вином и подгорелым мясом. Посетители смеялись и горланили песни.

— Добрый вечер, месье. Чем могу быть полезна? — спросила пышная дама за стойкой, некогда бывшая блондинкой. Ее голубые глаза быстро окинули стройную фигуру Доминика.

Сегодня, он больше не был цыганом. На нем была белоснежная накрахмаленная рубаха и черные обтягивающие бриджи, заправленные в начищенные до блеска сапоги. Никаких пестрых шелков, никаких монет и сережек. Ему не хотелось шокировать англичанина, посланного отцом.

— Вина, — приказал Доминик, — и побыстрее.

— Oui, m'sieur.

Женщина подошла к мужчине, сидящему за столиком в углу, что-то сказала ему и вышла. Как только хозяйка ушла, солидный лысоватый мужчина встал и направился к Доминику.

— Лорд Найтвик? — тихо спросил он.

— Не здесь. Во Франции в такое тревожное время лучше обходиться без титулов и фамилии. Просто Доминик.

— Хорошо, сэр.

Мужчина говорил на чистом французском, да и одеждой мало отличался от крестьян. Никто бы не догадался, что он англичанин.

— Меня зовут Харвей Мальком. Я здесь по поручению вашего отца.

— Он еще жив?

— Жив, сэр, но, боюсь, жить ему осталось недолго.

— Мой отец смертельно болен уже лет десять. Если вы здесь, чтобы уговорить меня поехать домой, можете не беспокоиться. Я и так собираюсь покинуть Францию в ближайшие дни.

— Слава Богу, — сказал Мальком.

Доминик удивился:

— Вы, кажется, обеспокоены всерьез. Не хотите ли вы сказать, что отец совсем плох?

— Да, сэр. Было бы лучше, если бы вы вернулись поскорее.

— Вам больше не о чем беспокоиться. Через несколько дней я отправляюсь.

— Я вынужден просить вас не медлить с отъездом три дня. Неизвестно, сколько осталось вашему отцу.

Доминик пристально посмотрел на собеседника. Тот был очень серьезен. Что ж, рано или поздно это должно было случиться. Кажется, час маркиза пробил.

— Вы можете доложить о моем незамедлительном выезде, — усмехнулся Доминик. — Мне бы не хотелось пропустить напутственных слов отца.

Харвей попрощался и ушел. Доминик заказал комнату, переночевал там и рано утром пустился в обратный путь.

Когда Доминик поздно ночью приехал в табор, праздник был в разгаре. Склеп, в котором покоились останки святой Сары, был открыт, и паломники из итальянских, французских и испанских цыган совершали церемониальные двухсуточные бдения. Внутри склепа цыгане сидели прямо на полу. В храме было светло от сотен зажженных свечей.

Снаружи стражники сдерживали буйную толпу изрядно выпивших цыган, стремящихся оказаться поближе к святой покровительнице. Доминик с трудом протискивался сквозь толпу к своему вардо — и к Кэтрин.

Сейчас он встретит Кэтрин и все объяснит ей. Ему не давали покоя ее слова, обида, звучащая в них. «Ты собираешься провести меня по улицам Лондона как свою шлюху? Как это мило, Доминик». Надо было сказать все начистоту с самого начала. Сказать, что он любит ее, что хочет быть с ней.

Доминик искал Кэтрин в толпе, среди зевак, собравшихся вокруг шпагоглотателей, среди танцующих, среди тех, кто слушал игру на мандолине, но нигде не увидел рыжей головки своей ненаглядной.

Он подъехал к вардо. Навстречу ему вышла Перса. По лицу матери Доминик сразу понял, что стряслась беда.

— Что случилось, мама? — спросил Доминик, спрыгивая с коня.

Но он уже и так знал, каким будет ответ.

— Катрина!

Доминик рванулся к вардо, но мать схватила его за руку.

— Она ушла, мой сын. Она ушла сразу после тебя. В суматохе праздника хватились ее только к ночи.

— Расскажи мне все. — Доминик схватил мать за плечи.

— Твой друг Андре из «Черного буйвола» кое-что рассказал. Он искал тебя после того, как она встретилась с ним, — кажется, она знала, что он твой друг…

— Да, я как-то сказал, что владелец таверны передает мне сообщения, оставленные друзьями.

— Она пошла к нему. Сказала, что ты ее послал и попросил ей помочь. Она теперь одета не как цыганка, мой сын, а как настоящая гаджио-леди.

Доминик выругался, заскочил в вардо. Деньги пропали — все.

— У нее хватит денег, чтобы добраться домой, — сказал он матери, выйдя из вагончика. — Она взяла все, что у меня было в сундуке.

— Андре сказал, что молоденькая горничная из таверны поехала с ней. Катрина попросила проводить ее до Марселя.

Доминик помрачнел.

— Ей будет нелегко найти корабль. Может быть, мне удастся нагнать ее.

— Возможно. Только, сдается мне, твоя Кэтрин сделает все от нее зависящее, чтобы этого не случилось.

— Да уж. Будь она проклята.

— Это еще не все, — сказала Перса. — Прошлой ночью в городе Золтана убили в пьяной драке. Испанский цыган Эмилио пырнул его ножом.

— А как же мальчик? Кто возьмет его?

— Он хочет ехать с тобой.

— Хорошо. Позови его.

— Почему она ушла, сынок? — спросила Перса. — Я думала, ты согласился отправить ее домой.

— Я неправильно все сделал, мать. Мне надо найти ее. Объяснить.

Перса тронула его за плечи.

— Не стоит этого делать, сын.

Глава 12

Экипаж повернул к Лэвенхэм-Холлу, Уже видна была огромная усадьба, единоличным владельцем которой был Гилфорд Лэвенхэм, герцог Вентвортский.

Рядом с Кэтрин па мягком кожаном сиденье подремывала маленькая темноволосая девушка, хрупкая и тоненькая. Кэтрин наняла ее в таверне, чтобы та прислуживала ей в пути.

Габриэллу Ле Клерк трудно было назвать красавицей, но мягкая линия рта, большие темные глаза делали ее по-своему привлекательной. Девушка уцепилась за предложение Кэтрин как за соломинку. Вырваться из грязи и убожества смрадного трактира было ее мечтой. И Кэтрин оказалась для Габриэллы доброй феей.

— Mon Dieu, — пробормотала француженка, завороженно глядя на трехэтажное строение с острой крышей, стрельчатыми окнами и высокими каминными трубами, па изумрудно-зеленые стриженые лужайки. — Мы ведь не сюда едем, моя леди?

Кэтрин решила взять девушку отчасти потому, что та говорила по-английски. Как только они пересекли границу, Кэтрин запретила девушке говорить па французском.

— Это и есть Лэвенхэм-Холл, — сказала Кэтрин. — Помнишь, я тебе говорила?

Кэтрин сказала девушке, куда они едут, и больше ничего. Не рассказала она ни о таборе, ни о Доминике. Слишком болезненными были воспоминания, и Кэтрин не хотелось бередить сердечную рану.

— Конечно, вы говорили, моя госпожа, но я не думала…

— Помни, Гэбби, держи язык за зубами, никому ничего не рассказывай, пока я не разрешу.

— Слушаюсь, — ответила девушка, и Кэтрин могла бы поклясться, что Гэбби не скажет ни слова даже под угрозой пытки.

Кэтрин улыбнулась. Как ей повезло с Гэбби! Единственный нормальный человек среди всех этих грязных и вонючих простолюдинов. Кэтрин откинулась на сиденье и закрыла глаза. Скоро, совсем скоро она снимет дорожное платье, а вместе с ним откинет и прошлое.

Кэтрин забрала у Доминика все деньги без малейших угрызений совести. После того, что он ей предложил, от добрых чувств к нему не осталось и следа. И в этот раз Кэтрин удалось обвести этого негодяя вокруг пальца.