Они долго смотрели друг на друга. Потом Доминик кивнул, будто делал знак, что он готов встретить ее в условленном месте.
Кэтрин немного успокоилась. Значит, записку прислал Доминик. И теперь можно было отдаться быстрой езде и тому непередаваемому возбуждению, что дарит охота. Она, конечно, приедет в коттедж, но только после того, как насладится охотой, и ничто не подарит ей больше радости, чем оставить далеко позади этого самонадеянного Доминика Эджемонта.
— Может быть, не поедешь? — услышала Кэтрин встревоженный голос дяди. Гил стоял рядом, поглаживая норовистого коня по крутой шее. — Тех, кто напал на тебя в саду, еще не схватили, и тебе угрожает опасность.
Кэтрин рассказала дяде о нападении, изменив лишь время — на час раньше, и даже назвала Доминика своим спасителем.
— На охоту едут человек тридцать. Кто будет нападать на меня, когда вокруг столько народу? Я уже не говорю про то, что охранников тут чуть ли не пруд пруди.
— И все же не нравится мне это, — проворчал Гил.
— Дядя, я не хочу, чтобы ты так волновался. Со мной ничего не случится.
Гил кивнул и пошел в дом. Кэтрин смотрела вслед дяде. Гил был прекрасным наездником, но сейчас немного прихворнул: ныли суставы — возраст давал о себе знать. Гил и Осгуд решили остаться дома.
Кэтрин глубоко вздохнула, наслаждаясь ароматом сыромятной кожи упряжи, скошенной травы, конского пота. Лошади тронулись. У Кэтрин сильнее забилось сердце. Зазвучал охотничий рог, засвистела плеть. Псарь спустил собак, и свора длинношеих широкогрудых гончих яростно залаяла.
Через несколько минут настигли первую жертву. Крохотный рыжий зверек метнулся из-за ограждения, и началась гонка. Пока остальные поскакали в объезд по открытому полю, Кэтрин, пригнувшись к лошадиной шее, легко преодолела каменную ограду. Кэтрин чувствовала, что Доминик где-то рядом.
Вскоре Кэтрин обогнала Джорджию. Сразу после второй каменной насыпи образовался небольшой прудик, поросший ряской, — и верный конь не подвел. Один из ездоков упал.
Потом кавалькада рассеялась. Кэтрин легко оставила позади менее опытных наездников и сейчас скакала впереди. Краем глаза она видела, как Доминик догоняет ее. На лице его было неодобрительное выражение.
Кэтрин легко перемахнула через высокую живую изгородь, аккуратно, не задев ни листочка. Доминик проделал тот же маневр.
— Если уж у тебя хватило безрассудства и спеси поехать сюда, держись по крайней мере рядом с остальными. Ты не представляешь, какая ты сейчас хорошая мишень.
— В чем дело? — усмехнулась Кэтрин. — Не можешь держаться наравне, так не придумывай отговорки.
Кэтрин пришпорила лошадь, разогналась и взяла водную преграду, которую большинство мужчин предпочли объехать стороной.
Под удивленным (или восхищенным? Она не вполне разобралась) взглядом Доминика Кэтрин рассмеялась и снова натянула поводья.
Когда Доминик вновь поравнялся с ней, она быстро сказала:
— Старый каменный дом. Дай мне минут пятнадцать.
— Постарайся за это время не сломать себе шею, — крикнул вслед Доминик, глядя, как она, повернув коня, скачет к остальным.
Через пятнадцать минут Кэтрин, отстав от остальных, свернула в лесок и поскакала на восток, к озеру. Она быстро отыскала маленький каменный дом.
Кэтрин вздохнула с облегчением, заметив черного жеребца Доминика, привязанного у ограды.
Доминик ждал ее в маленькой гостиной, необыкновенно мужественный в своей темно-синей с едва заметной полоской куртке, облегающих бриджах и высоких черных ботфортах. Плечи его казались такими широкими, что им было тесно в комнате. Сердце Кэтрин забилось чаще, и даже хмурое выражение его лица не испортило ей настроения.
— Ах ты, маленькая разбойница, — сказал он, подходя к ней, — что это ты вытворяешь?
— Могу я позволить себе маленькое удовольствие? — улыбнулась Кэтрин.
— Ты могла сломать себе шею или, того хуже, тебя могли убить.
— Ну что же, — пожала плечами Кэтрин, — ни того, ни другого, к счастью, не произошло. Кроме того, какое тебе до этого дело?
— Никакого, Кэтрин, — вздохнул Доминик. — Тут ты очень даже права.
Кэтрин ждала, что он начнет разговор сам. Но Доминик молчал, и она хотела было спросить его, зачем он послал записку, но передумала. Она подождет. Спешить им некуда. Охота только началась. Кэтрин не собирается показывать Доминику, что ей чрезвычайно любопытно, зачем он ее позвал.
— Нам не надо было встречаться, — неожиданно заявил Доминик.
— Не надо, — согласилась Кэтрин. — Тогда почему мы оба здесь?
Доминик улыбнулся. У Кэтрин душа перевернулась, как он был в тот момент хорош собой.
— Тоже верно.
Но он не делал ни одного движения к ней навстречу. И Кэтрин стояла неподвижно.
— Твой дядя поблагодарил меня за то, что я вмешался тогда, в саду. Поскольку он не вызвал меня на дуэль, значит, он не знал, чем мы там, с тобой занимались.
— Я просто поменяла местами день и ночь.
— Очень умно, — сказал Доминик. — Честно говоря, моя сладкая, у тебя просто талант на всякого рода выдумки. Особенно я был тронут твоей историей о помолвке. Могу я спросить, зачем было идти на такие крайности?
Кэтрин не нравился его тон — мягкий, вкрадчивый. А в глазах почему-то была злость. Предположение Гэбби о том, что он не мог перенести разлуки, видимо, оказалось неверным.
— Ну что же, сам напросился. Я не хотела, чтобы ты затащил меня в постель, и делала для этого все возможное. Я наивно верила, что если ты будешь думать, что я люблю другого, то не станешь меня принуждать.
— Так я принудил тебя, Катрина?
Кэтрин опустила голову.
— Нет, — медленно проговорила она. — Я знаю, что могла остановить тебя, даже тогда, у самого края. Но тогда я этого не хотела. Не хочу этого и сейчас.
Доминик молчал. Еще мгновение он продолжал неподвижно смотреть на нее, но потом шагнул навстречу, взял ее руку и поднес к губам.
— Я никогда не встречал таких женщин, как ты, и, боюсь, не встречу никогда.
Кэтрин смотрела ему и лицо, лаская взглядом каждую складочку, каждую черточку, морщинки в уголках глаз, чувственную линию губ. В глазах его горело желание. Но было в его взгляде и нечто другое — мучительная и горькая решимость, и Кэтрин мысленно содрогнулась, понимая, куда может завести его такое фанатичное упорство.
И ей стало жаль его, жаль искренне. Кэтрин погладила его по щеке. Приподнялась на цыпочки и поцеловала его, нежно, так, будто могла испить до дна его горечь, освободить его душу.
— Кэтрин, — так шептала его мука, боль, что камнем давила на сердце.
Доминик подхватил ее на руки, прижался губами к ее губам, отнес на диван, с судорожной торопливостью стал расстегивать ее наряд. Минута — и платье соскользнуло с плеч и в тот же миг горячие губы его стали жечь ее тело: он целовал ей шею, дюйм за дюймом, прокладывая путь к груди. Язык его коснулся соска. Он нежно обнял его губами, чуть втянул и рот медленным дразнящим движением, от которого все существо се пронзила сладкая мука.
— Я хочу тебя, — прошептал он. — Я знаю, что не должен этого делать, но, видит Бог, я не могу остановиться.
Кэтрин обняла руками его черную голову и притянула к себе. Доминик понимал, как сильно она его хочет, и сдержал себя. Она заслуживала большего, чем торопливое соитие.
— Если этому свиданию суждено стать последним, давай возьмем от него как можно больше. У нас впереди часы. Позволь мне любить тебя так, как я делал это раньше, медленно и полно. Позволь показать мне то, что я к тебе чувствую.