«Надо утром спросить старика, где она похоронена. Пусть что бы там ни случилось с ней, я хочу побывать на ее могиле…»
Я вздрогнул и очнулся от дремы. Мне приснилось, что меня позвали. Позвал знакомый (чей?..) голос, просительно и настойчиво:
— Саша… Саша…
Но нет. Это дрема. Ни звука нигде, только в комнате булькает и цокает Михалыч.
«Ишь, какой звук… Прямо как шампанское открывают…»
…И здесь я проснулся окончательно. И вспомнил. Как ни скудны были мои сведения о потустороннем мире, но одно я зачем-то помнил с детства: упыри цокают горлом. Это их отличительный признак. И как я мог не вспомнить этого сразу!
Теперь мне было все ясно. Я опять вспомнил письмо Павла, и теперь уже не имел причин сомневаться в том, что имею дело с нездешними силами. История, услышанная мной, полностью правдива, только мерзкий старик не договорил еще про одного героя ее, про себя. И понятно, почему несчастный Павел просил меня вбить иглу кому-нибудь в пятку! «Кому-нибудь» это значило: либо Павлу, либо Михалычу. Вот как…
Итак, загадка была, наконец, полностью решена. Но это мне сейчас вольно писать о решенных задачах; тогда же я больше думал о другом: я — в самом логове упыря, и мне отсюда не выбраться. А он, небось, только и ждет, когда я засну… Но нет, теперь-то уж я не засну. Теперь-то я знаю, что надо делать…
«И что же надо делать?.. Вбить ему в пятку иглу?.. Брось, Александр, не хватит у тебя духа… Лучше уж мотай-ка ты отсюда…»
На этом я и остановился. Странно, что я забыл о существовании другого упыря, но тогда мне хотелось только убежать из дому, и больше ничего.
«Пешком, бегом, до самой станции… А если что — хоть до самого города… только не здесь…»
…Вот уже самое время здесь еще раз вспомнить мудрую поговорку: кого боги захотят погубить — лишат разума…
Мне удалось открыть входную дверь без шума. Сумка моя осталась в доме, но что сумка! Я твердо решил пожертвовать всем, чем угодно, только бы спасти жизнь. Я перекрестился и шагнул за порог.
Ночь обступила меня. Луна, почти невидимая, медленно проползала сквозь огромную тучу; я не видел дороги под ногами. Но на душе было легко… почти что легко. Я шагал по дороге на станцию, изредка оглядывался и крестился. Пока все было хорошо…
Однако, некоторое время спустя, мне почудилось, что издалека донесся клич: «Александр!..» Голос показался мне Михалычев; я бросился в сторону, вниз, к деревьям, ограждающим дорогу от реки, и деревья скрыли меня. Они росли в несколько рядов; можно было попытаться прибегнуть к их защите.
Какое-то время я стоял, прислушиваясь. Но шагов не было слышно. Тогда я решился идти дальше и уже стремительно шагнул вперед, как мне бросилось в глаза большое пятно, белевшее меж деревьев метрах в пятнадцати.
Ужас сковал меня. Влип. И как я забыл про другого! Вот теперь Павел… нет, тот, который уже не Павел, настиг меня здесь. Мне не выбраться.
Я попятился, не сводя глаз с пятна и, споткнувшись, чуть не упал. Взглянув под ноги, на ветки, подвернувшиеся на моей дороге, я увидел, что одна из них вполне сойдет за дубину. Не переставая следить за пятном, я нагнулся и поднял дубину. Теперь, по крайней мере, можно было отдавать свою жизнь не совсем бесплатно.
Пятно же, немного постояв на месте, качнулось и двинулось в мою сторону. Сучья хрустели под ним, словно шло крупное животное. Я чуть отвел назад руку с дубиной… Но, наконец, луна окончательно выбралась из тучи, просочилась через кроны деревьев, и я с нескрываемым облегчением узнал в грозном пятне обыкновенную корову…
Мне стало легко и даже весело. Как всегда, когда ожидаешь невесть чего, а видишь в итоге нечто обыденное до глупости. Елки-палки, эта мирная тварь так могла перепугать меня! Я весело погрозил корове дубинкой и двинулся дальше.
Я шел и изредка поглядывал на скотину. Та же, видимо, обрадовавшись человеку, неторопливо брела чуть поодаль от меня, то пропадала за деревьями, то вновь появлялась, но не отставала.
Что ж, с коровой было веселее. Все живое существо. Привычное и домашнее. И беззаботное. Ходит себе, где хочет, ничего не боится и знать не знает ни о какой нечисти. Завидная жизнь!..
«О Боже, сотвори меня коровой…» — вспомнил я слова поэта и рассмеялся. И вновь повторил их, уже вслух. «Понимаешь, глупое существо? Тебе завидуют!..» Но корова, услыхав мои слова, как-то странно, я бы сказал, жутко, провыла и с треском бросилась за деревья. Одна нога у нее подломилась, корова взвыла опять и покатилась, как бочка, в гущу, сокрушая телом мелкие кусты.