– Рукхоуп, сэр, с возвращением, – проговорил он и открыл толстую дубовую дверь.
Уильям поблагодарил стражника и отдал ему свой длинный меч. Его предупредили, что Мария запретила иметь при себе оружие во время аудиенции.
Уильям вошел в залу. Солнечный свет лился сквозь высокие стрельчатые окна и, стекая со штор из красной парчи, с диванных подушек, с настенных гобеленов, дробился светлыми полосками на каменных плитах пола. В зале звучала музыка, источник которой находился в дальнем углу. Там было возвышение для двух тронов, сейчас пустовавших. Рядом с возвышением несколько мужчин и женщин в роскошных, дорогих нарядах, сверкающих от обилия жемчуга и драгоценных камней, обступили мужчину, играющего на лютне. Уильям почувствовал острый, пряный запах духов, который был так силен, что достигал противоположного конца приемной.
Уильям окинул критическим взглядом свою одежду, запылившуюся от долгой дороги. Костюм его, как всегда, был прост, как того требовал здравый смысл и стремление к удобству. Дублет без рукавов из мягкой испанской кожи, с прорезями для прохлады и комфорта, был надет поверх тонкотканой льняной рубахи. На ногах были черные саржевые бриджи и высокие кожаные сапоги, какие носили солдаты и путешественники, но никак не придворные. Его черные волосы были длиннее, чем того требовала мода, подбородок был тщательно выбрит. Кроме всего прочего, он не полировал ногти и не носил драгоценностей.
Он знал, что многие придворные дамы были в восторге от его внешности. Остальные, как мужчины, так и женщины, считали, что его небрежность в одежде больше подходит приграничному вору, чем утонченному, изысканному придворному. Уильям был и тем, и другим, но веяния моды заботили его так же мало, как и мнение окружающих.
Когда он вошел в просторную залу, ни один человек не повернулся в его сторону. Все были увлечены балладой, которую пел мужчина, сидящий в центре окруживших его придворных. Его голос вибрировал, вторя мягким звукам лютни.
Уильям остановился послушать, небрежно прислонившись плечом к дубовой панели на стене.
По спине Уильяма пробежали мурашки, сердце забилось быстрее, челюсти сжались. Он продолжал беззвучно стоять у стены, призывая на помощь всю силу воли, чтобы унять гнев и не наделать глупостей.
Уильям узнал в молодом певце помощника секретаря вдовствующей королевы. Он решил не прерывать пение, дослушать балладу до конца.
Уильям услышал достаточно. Он оторвался от стены и пересек длинную залу, впечатывая каждый шаг в пол с такой силой, что его подбитые деревянными набойками каблуки разносили эхо его шагов по всему замку.
Кучка придворных обернулась. Почти одновременно у всех вырвался вздох изумления, женщины, как одна, охнули и прижали руки к груди. Помощник секретаря извлек из лютни последний нестройный аккорд и вскочил на ноги.
– Сэр Уильям! – вскричал он.
– Приветствую тебя, Фрэнсис. И остальным мое почтение.
Уильям слегка склонил голову, здороваясь с присутствующими, и продолжил свой путь. Придворные расступались, пропуская его и образовывая живой коридор. Платья дам шуршали, ноги кавалеров шаркали по полу.
– Леди Маргарет, леди Элизабет, Флеминг, Рэндольф, леди Элис, – Уильям называл собравшихся по именам, проходя мимо каждого из них. – Сетон, леди Мэри. Сэр Ральф, – кивнул он высокому сухопарому мужчине.
Они шептали в ответ свои приветствия и отступали назад. Некоторым достало такта смутиться, когда он смотрел на них. Уильям был рад видеть, как на лицах некоторых проступало выражение, говорящее о том, что у хозяина еще осталась совесть.
Уилл остановился и, сжав руку в кулак, подбоченился.
– Интересная баллада, Фрэнсис.
– Я… Это не я написал ее, сэр Уильям, – от волнения Фрэнсис начал заикаться. – Я… я взял ее… я слышал, как ее пели в Эдинбурге. И слышал, что в Англии ее тоже поют…
– Понятно. И как же она называется?
– Она… Она называется «Красавец-лэрд…». – Фрэнсис осекся. Он посмотрел вниз, на свои башмаки, будто хотел, чтобы о нем как можно скорее забыли, но все же нашел в себе силы закончить: – «Красавец-лэрд из Рукхоупа».
– Вот оно что… – протянул Уильям.
В зале повисла тишина.
Фрэнсис громко сглотнул, его щеки пылали. Он в растерянности смотрел на остальных участников этого инцидента, поспешивших разойтись и теперь как ни в чем не бывало прогуливающихся по зале.
– Что… Что привело вас сюда после такого долгого отсутствия, сэр Уильям? – спросил наконец Фрэнсис.
– За мной послала королева. Будь так добр, скажи ей, что я прибыл и ожидаю здесь ее аудиенции.
Уильям достал свернутый лист пергамента, показал королевскую печать и спрятал письмо.
– Она послала за вами? – удивленно заморгал Фрэнсис.
– Да. – Уильям невозмутимо смотрел на юношу.
– Сэр Уильям… Я… Я очень сожалею. Я не стал бы петь эту балладу, если бы знал, что Мадам послала за вами. Я ваш друг, сэр…
– Тогда скажи мне, как часто ты поешь эту балладу?
– Меня часто просят спеть во время музыкальных ужинов. Многим нравится. Эту песню любят за мелодию… И за историю, о которой в ней говорится. Она уже хорошо знакома многим…
Уильям с ненавистью посмотрел на присутствующих, а потом сказал:
– Меня не волнует, что говорят и даже поют обо мне, Фрэнсис. Но Джен Гамильтон мертва и не может защитить себя от болтовни и слухов. Если ты хочешь считаться моим другом, уважай ее память.
Фрэнсис кивнул, краснея еще больше.
– Ко… конечно… – Он отступил на шаг. – Я доложу о вас. Только имейте в виду, у Мадам на сегодня назначено много аудиенций.
– Я подожду, – сказал Уильям.
Фрэнсис быстро скользнул за возвышение, на котором стояли под балдахином два пустых трона. По стене были развешаны вышитые гобелены. За ними находилась дверь, ведущая в маленькую комнатку, которая была предназначена для аудиенций, а дальше был короткий коридор, за которым начинались личные покои королевы. Фрэнсис поспешил в этот коридор.
Уильям обвел взглядом всех, собравшихся в приемной зале. Казалось, он не узнает ни одного человека из тех, что поглядывали сейчас на него и перешептывались между собой. Он подошел к высокому окну и оперся рукой на край ниши, повернувшись спиной к присутствующим. Ему было нечего сказать этим людям. Так же, как и они, думал он, вряд ли горят желанием общаться с ним.
Он смотрел на спокойную поверхность озера, раскинувшегося позади дворца. Наблюдая за парой лебедей на воде, он почти физически ощущал на своей спине любопытные и обвиняющие взгляды.
– Сэр Уильям! – Ее голос был таким, каким он его помнил, низким и мягким. Она говорила с небольшим французским акцентом. – Прошу вас, входите.
– Мадам… – Уильям склонил перед ней голову и сделал несколько шагов по направлению к королевской спальне.
Он быстро окинул взглядом резную кровать, покрытую фиолетовым дамастом, прекрасную мебель и перевел взгляд на королеву. Силуэт высокой женщины неясно вырисовывался на фоне залитого светом окна. Она держала руки перед собой, сцепив пальцы.
Уильям сразу заметил, что она похудела. Но, когда он видел Марию в последний раз, она носила ребенка. С того времени она пережила роды, овдовела и теперь часть ответственности за страну своего умершего мужа и короля взяла на свои худые плечи, не готовые к столь нелегкой ноше.
– Благодарю, что так быстро откликнулись на мой зов, сэр Уильям.