– Ну да это не главное, – согласился Катберт, взглянув на девочку.
– Конечно. Аллан не придавал значения ее цыганской крови и странной руке. Он сказал, что она из рода Армстронгов из Мертона и этого достаточно. Она могла быть хоть троллем, Аллану это было неважно.
Катберт едва заметно улыбнулся.
– Вы закрепили свое соглашение на бумаге?
– Нет, – без тени сожаления ответил Арчи. – Нашего слова нам вполне хватало.
– Так и должно быть. Но сейчас ты не можешь сдержать свое обещание, Арчи, тебе не хватает жениха. Лучше забудь об этом. Возможно, мы никогда больше не увидим этого парнишку.
Арчи ощутил, как его охватывает глубокое разочарование.
Он посмотрел на Уильяма, гордо и бесстрашно восседающего на лошади, а потом перевел взгляд на ребенка, сидящего у него на коленях и наблюдающего за тем, что происходило внизу. Арчи было интересно, как много понимала девочка из того, что видела. Казалось, все ее внимание было сосредоточено на пареньке. «Эти двое детей похожи друг на друга, – подумал вдруг Арчи. – Оба темноволосые, красивые, гордые и сильные, будто они брат и сестра. Родственные души». Он тяжело вздохнул. Эти мысли только увеличивали его печаль.
– Это был бы сильный союз: мое дитя и дитя Рукхоупа, – произнес он вслух.
– Верно. Но молодого Рукхоупа ждет служение короне, и не простое, а при дворе. Он станет книжным червем, научится всем этим глупым манерам. – Катберт покачал головой. – Найди своей крохе хорошего разбойника, который будет вместе с тобой угонять скот из Англии и позаботится о Мертон Ригг, когда тебя не станет. Или обзаведись женой, которая родит тебе еще сыновей. У меня есть кузина, которая тебя, возможно, заинтересует.
– У меня было две жены и трое детей. Я устал от смертей, – ответил на это Арчи. – У меня осталась только эта девочка, и я буду держать ее при себе. Скорее всего, я никогда не рискну жениться снова. Терять детей слишком тяжело, Кадди, слишком. – Он поднял поводья. – Давай-ка отвезем мою крошку домой.
– Погляди, твоя малышка смотрит так, будто хорошо знает Уилла Скотта, – заметил Катберт. – Похоже, она сильно расстроена…
Арчи перевел взгляд на дочь. Тамсин сидела, подавшись вперед. Ее брови были нахмурены, в глазах блестели слезы. Она подняла правую руку. Ее жест в точности повторял тот, что сделал Арчи несколько секунд назад.
Мальчик в долине посмотрел вверх, помахал Тамсин в ответ и отвернулся. Арчи почувствовал, как острая игла боли впилась в его сердце.
– Ох-хо-хо, – протяжно выдохнул Катберт, будто и он почувствовал ту же боль. – Думаешь, она понимает, кто этот парень? Что он был предназначен ей в мужья, а теперь потерян для нее, как и для всех нас?
– Откуда она может это знать? Я не стану рассказывать ей об этом. И ты тоже не говори. Нет никакой нужды расстраивать ее понапрасну, пересказывая эту печальную историю.
– Конечно, она никогда больше не встретится с этим пареньком. – Катберт снова испустил тяжелый вздох. – Этот день наполнил мое сердце горечью. Я сложу балладу о Уильяме Скотте и его маленькой цыганской невесте.
– Твои баллады – самое худшее из того, что я когда-либо слышал, – фыркнул Арчи.
– У-иль-ям Скотт, – проговорила вдруг по складам Тамсин.
– Ты вроде сказал, она не говорит по нашему, по-шотландски, – повернулся Катберт к Арчи.
Девочка посмотрела на Катберта.
– По-шотландски, – повторила она.
– А моя малышка молодец! Схватывает на лету, – Арчи погладил шелковистую головку дочери. – Джон Фо сказал, что она немного знает французский, которому он пытался учить ее.
– И как же мы будем учить ее шотландскому? – поинтересовался Катберт. – На пальцах? Или бесконечно повторяя одно и то же слово, чтобы она поняла и запомнила?
– Я подыщу ей наставника, который владеет обоими языками – и французским, и шотландским. – Арчи смотрел туда, где группа мужчин вместе с пареньком исчезала в распадке между двумя холмами. Он тяжело вздохнул и развернул лошадь, уводя ее от края холма, на котором они стояли. – Все во власти господа, Катберт, – подытожил он. – Аллан Скотт из Рукхоупа был лучшим из разбойников Приграничья. Я никогда не забуду несправедливость, которая свершилась сегодня.
– Я тоже. Если этот парень соберется отомстить за смерть отца, Армстронги и Эллиоты присоединятся к нему.
– Да, – вздохнул Арчи, – Уилл Скотт мог стать мне сыном, женившись на моей малышке.
– Арчи, дружище, чему быть – того не миновать, – философски заметил Катберт. – Ты найдешь мужа для своей девочки. Время есть, у тебя в запасе годы…
Мужчины продолжили свой путь, и девочка, уютно устроившись на отцовской груди, вскоре задремала. Ее левая рука выскользнула из-под плаща. Это была довольно странная двухпалая рука, напоминающая птичью лапку. Нормально развит был только большой палец, а ладошка была меньше обычной и заканчивалась похожим на палец отростком с ноготком на конце. «Какая необычная рука, – думал Арчи, – пугающая и в то же время мягкая и пухленькая, как рука любого ребенка».
Он осторожно убрал руку дочери под плащ. Девочка спала, и Арчи некоторое время нежно сжимал в своей большой ладони увечную ручку ребенка. Весь оставшийся путь до дома он провел в раздумьях. Удастся ли ему вообще найти малышке мужа, когда настанет время? И будет ли он так же хорош для нее, как сын Разбойника из Рукхоупа?
Часть I
Июль, 1543 год
Ее глаза даже при свете факелов казались прозрачными, холодного, бледно-зеленого цвета. А вот взгляд этих глаз обжигал пылающей в них яростью. Если бы ее руки, затянутые в перчатки, и лодыжки не были связаны, подумал Уильям, в порыве гнева она вполне могла бы броситься на него.
Англичанин, у которого гостил Уильям и который захватил эту девушку, остановился у входа в подземелье рядом со стражником. На их лицах явно читалась тревога.
Уильям Скотт решил подойти к узнице ближе.
Она настороженно наблюдала за ним. Ноздри ее раздулись, глаза сузились, грудь тяжело и бурно вздымалась под старым кожаным дублетом. Несмотря на мужскую одежду и силу, которую она продемонстрировала во время короткой схватки, ни один из мужчин, присутствовавших сейчас в темнице, никогда не принял бы ее за парня. Это была красивая женщина с округлыми, весьма аппетитными формами, которые никоим образом не могли быть скрыты ни грубым кожаным дублетом, ни бриджами, ни высокими сапогами. «Кроме того, – отметил с иронией Уильям, – только женщина одним своим яростным взглядом могла заставить нескольких вооруженных мужчин топтаться в нерешительности». Она напоминала ему свирепую дикую кошку, загнанную в угол. На ее смуглом лице зеленым пламенем горели глаза, однако в глубине этих сверкающих глаз читался затаенный страх, и Уильям понимал, чем этот страх вызван. Он слишком хорошо помнил, что значит быть беспомощным пленником, лишенным возможности защищаться, когда ты становишься похож на связанное животное, которое вот-вот принесут на заклание. И хотя он был еще подростком в тот день, когда его захватили, а отца повесили, память Уильяма хранила мельчайшие детали того унижения, он помнил все ощущения, которые тогда испытал.
Он подошел еще ближе. Ее взгляд пронзил его насквозь, а потом метнулся к другим мужчинам, стоящим чуть дальше и явно не решающимся подойти.
– Спокойнее, девушка, – пробормотал Уильям.
Она посмотрела вниз, на человека, лежащего без сознания у ее ног. Большой, светловолосый, бородатый, он был явно гораздо старше девушки. Из раны на лбу сочилась кровь. «Она готова защищать его, – понял Уильям, – как дикая кошка своего котенка».
Он осторожно шагнул к ней, вытянув вперед руки с раскрытыми ладонями.