Нона схватила его за руку. Он едва не взвыл от боли. Женщина что-то быстро пробормотала на своем языке, размахивая перед его носом стопкой одежды, которую до сих пор не выпускала из рук.
– Пожалуйста, – снова попросила Тамсин. – Пожалуйста, Уильям Скотт. Ты не понимаешь… это очень плохо.
– Почему? – спросил он почти беззвучно, пытаясь одновременно унять и боль, и отцепить от себя старуху, которая цепко держала его за руку, не давая выйти из кибитки.
– Не выходи. Если все-таки что-нибудь случится, обвинят меня. Я этого не вынесу. Я… злой рок. Цыгане этого табора считают, что я приношу несчастье, – тихо сказала девушка. – Некоторые верят, что неудачи постигают их, когда я рядом.
– Почему? – снова поинтересовался он. – Потому что ты наполовину шотландка?
Девушка отрицательно покачала головой, сжимая левую руку в кулак и пряча ее за спину.
– Пожалуйста, – еще раз попросила она, – просто пережди здесь. Позволь моему деду и другим цыганам отправить непрошеных гостей восвояси. – Тамсин взглянула на него, ее зеленые глаза были похожи на два лесных озера.
Уильям увидел в них такую неожиданную мольбу, что его сердце дрогнуло.
– Что с тобой, красавица? – ласково спросил он. – Почему ты так взволнована?
Она снова качнула головой и быстро, умоляюще проговорила:
– Прошу тебя, Уильям Скотт… ты сказал, что обязан мне жизнью и готов отблагодарить за это. Ты избавишься от долга, если останешься здесь.
Уильям вздохнул и взял узелок с одеждой из рук Ноны.
Часть XI
– Твой дед ведет их сюда, – прошептал Уильям чуть позже. Стоя рядом с Тамсин, он смотрел сквозь щель, оставленную в дверном проеме. Джон Фо направлялся к кибитке в сопровождении двух мужчин в шлемах и кожаных куртках. Не дойдя немного до фургона, он остановился и заговорил с ними.
– Они все равно могут узнать меня, несмотря на цыганскую одежду, – сказал Уильям девушке, дергая за рукав цыганской рубахи, надетой на его крепкий торс. – Если они меня увидят, я не могу гарантировать мирного исхода. Они знают, что я был с Джоком и Сэнди.
– Дедушка сказал им, что за весь вечер мы не видели ни одного шотландца. Перед тем как уехать, они захотели, чтобы цыганка предсказала им судьбу.
– Я слышал. Твой дед мог бы отказать.
– Они предложили деньги, – пожала плечами Тамсин. – Кроме того, моя бабушка пользуется популярностью у гаджо. Они считают, что она самая лучшая предсказательница.
Девушка повернулась и заговорила с Ноной, сидящей в дальнем конце кибитки. Пожилая цыганка махнула рукой и что-то быстро прошептала.
– Чего она хочет? – поинтересовался Уильям.
– Она хочет, чтобы я вышла к этим людям и погадала им за серебряную монету. – Не переставая говорить, Тамсин вытащила из корзины блеклый шелковый шарф и обмотала им левую руку. – Поскольку я знаю их язык, я сделаю это гораздо быстрее, чем Нона. И тогда они раньше уедут.
– Артур Масгрейв узнает тебя, – тихо проговорил Уильям.
– Да, – просто согласилась девушка. – Он может узнать меня, но здесь я нахожусь под защитой табора. К тому времени, как он расскажет обо мне отцу, меня здесь уже не будет. Я уеду.
– Да. В Рукхоуп.
Тамсин ничего не ответила, только пожала плечами. Уильям посмотрел поверх ее головы на мужчин, разговаривающих с Джоном Фо при свете костров.
– Очень хорошо. Тогда сейчас мы выйдем вместе.
– Вместе? Они не должны тебя видеть!
– В этой одежде я вполне сойду за цыгана. К тому же я буду держаться на расстоянии. – Уильям оглядел себя с ног до головы: коричневый шерстяной жакет с поясом, светлый шелковый шарф, повязанный на шее, широкополая шляпа из плетеной соломы и полосатая накидка, прикрывающая перевязь, на которой покоилась левая рука. Нона настояла на том, чтобы он снял сапоги, и теперь он стоял босой, в подвернутых до колен широких штанах. – Они не заметят меня среди остальных, – уверенно заключил он.
– У тебя темные, как у цыган, волосы, но ты выше, чем большинство ромал, и у тебя светлая кожа. Бабушка собиралась выжать сок грецкого ореха и покрыть им твое лицо, чтобы сделать его темнее, но у нас не хватило времени.
– Возможно, тебе я бы позволил прикоснуться к моему лицу, милая, – растягивая слова, проговорил мужчина, – но у твоей бабушки руки палача. Я выхожу.
Тамсин приподнялась на цыпочках и нахлобучила шляпу ему на лоб.
– Если тебе так необходимо показаться снаружи, прячь получше свои голубые глаза.
– У тебя глаза светло-зеленые, хоть ты и цыганка, – проворчал он.
Нона велела им прекратить разговор, и девушка смиренно кивнула в ответ, будто извиняясь. Уильям удивленно приподнял бровь.
– Она не хочет, чтобы ты говорила со мной, – заметил он.
– Бабушка говорит, я не должна стоять так близко и так интимно беседовать с тобой. И я не должна касаться тебя. Это неправильно. Я могла бы поступать так только в том случае, если бы ты был моим женихом.
Нона снова заговорила, при этом она погрозила внучке своим крючковатым пальцем.
Уильям вопросительно посмотрел на Тамсин.
– Я не должна больше разговаривать с тобой. Я должна только переводить до тех пор, пока ты не подойдешь к моему деду и не попросишь у него позволения ухаживать за мной. Она говорит… – Тамсин глубоко вздохнула и отвернулась, в то время как Нона продолжала что-то настойчиво бормотать.
– Должен признаться, те негодяи снаружи беспокоят меня гораздо меньше, чем твоя бабушка, – шутливо заметил Уильям. – Что она говорит?
Тамсин пристально смотрела сквозь щель в занавеске. Не поворачивая головы, она перевела:
– Бабушка говорит, ни один цыган не захочет взять меня в жены, если я буду вести себя так легкомысленно. Она говорит, что ни один шотландец также не захочет жениться на мне. Не только потому, что я приношу неудачу, но и потому, что я плохо воспитана.
Нона сказала еще что-то, и Уильям выжидательно уставился на девушку.
– Я слышал свое имя, красавица. Думаю, я должен знать, что было сказано обо мне.
– Она говорит, что даже ты, Уильям Скотт, не захочешь жениться на мне, несмотря на то, что тебе очень нужна жена. Она видела это на твоей ладони. – Тамсин вздернула подбородок. – Вот, ты услышал то, что было сказано.
– Прости меня, милая, – прошептал он. – Я доставил тебе массу неприятностей. Скажи своей бабушке, что это моя вина.
– Это я должна извиняться. Бабушка и дедушка чтят традиции ромал, и для цыганских женщин существуют определенные правила. Очень строгие. Я не всегда соблюдаю их, вот как сейчас, и Нона начинает терять терпение. Похоже, ты ей все-таки нравишься, потому что она разрешает нам разговаривать. Тем не менее я не должна говорить с тобой, пока она не позволит.
– А, – кивнул мужчина, – теперь я понимаю. Ты просто непослушная внучка.
Стоя в темноте рядом с девушкой, он заметил снаружи какое-то движение.
Подошла Нона и встала между Уильямом и девушкой. Она накинула на голову внучки мягкий темный платок и завязала его концы сзади на ее шее. Потом она взяла внучку за руку, прошептала ей несколько слов и велела спускаться по ступенькам наружу.
Уильям выглянул, наблюдая, как Тамсин и Нона подходят к Джону Фо. Джон еще что-то сказал Артуру Масгрейву и его спутнику и отошел. Артур обвел рукой лагерь, очевидно, спрашивая у Тамсин об участниках набега, которые могли находиться в таборе. Она быстро покачала головой, отрицая такую возможность.
Уильям решительно вышел из фургона и пошел через поляну. Его шляпа была надвинута на глаза. Он еще плотнее запахнул накидку, чтобы надежнее скрыть перевязь, и шел, время от времени кивая встречающимся на его пути цыганам. Некоторые смотрели на него с удивлением, но Джон Фо что-то сказал им, давая понять, что ради спокойствия в таборе всем стоит включиться в эту игру.
Уильям пересек поляну и встал под деревьями, неподалеку от двух англичан, к которым подошли Тамсин и Нона. Мужчина прислонился спиной к шершавому стволу березы и принялся наблюдать за танцами, которые к тому моменту возобновились с новой силой. Однако все его внимание было сосредоточено на разговоре, что происходил невдалеке.