– Мы разобьем кувшин и освободим друг друга от нашего соглашения.
Уильям ничего не ответил. Утренний свет играл на его шлеме и прятал в тени его лицо. Тамсин смотрела на него сбоку, отмечая про себя четкие, пропорциональные линии его профиля, чувственный изгиб его губ. Его волевой подбородок и щеки покрылись темной щетиной. Девушка вспомнила, как эта щетина кололась, когда Уильям ее целовал. При этом воспоминании у нее снова тревожно забилось сердце, и она подумала с грустью, что больше никогда уже не испытает ничего подобного.
Дым от огня, который они разожгли в своих душах, стоя в центре каменного сердца, развеялся, оставив ее наедине с мыслями о том, что же она натворила. Тамсин подозревала, что и долгое молчание Уильяма вызвано той же причиной. Но ей не хотелось сейчас думать о будущем. Она хотела радоваться настоящему. Ей нравилось ехать с ним по этим холмам, поросшим вереском, она с удовольствием смотрела на него, и еще ей нравился легкий, беззаботный тон их беседы и то, как они по-доброму подшучивали друг над другом. Девушка была приятно удивлена, когда обнаружила, что Уильям такой же остроумный, как ее отец, хотя его чувство юмора было более тонким и сдержанным. Тамсин была приятна его компания, она чувствовала себя так легко и свободно, будто знала его уже много лет. Несмотря на первое неблагоприятное впечатление от их знакомства в замке Масгрейва, она все более уверялась в том, как прав был ее отец, превознося достоинства Уилла Скотта. Она видела, что он способен на добрые, благородные поступки, и была бесконечно благодарна ему за дружбу и желание помочь. У Тамсин никогда не было по-настоящему близкого друга, и обещание, данное ей Уильямом, запало глубоко в душу. И еще в ее сердце жила робкая надежда на то, что и после их «развода» дружеские узы останутся между ними навсегда.
Тамсин в который уже раз взглянула на Уильяма и получила в ответ одну из его ленивых, теплых улыбок. Сердце девушки застучало быстрее, и она вдруг подумала, что одной только дружбы для них никогда не будет достаточно.
К тому времени, как солнце поднялось совсем высоко, желудок Тамсин уже урчал от голода, а поврежденная нога ныла от долгого пути верхом. Поэтому она очень обрадовалась, когда Уильям, вытянув вперед руку, сказал:
– Вон там уже виден замок Рукхоуп.
Она поднесла к глазам руку в перчатке, прикрываясь от слепящих солнечных лучей. Вдалеке видна была серая каменная башня, возвышавшаяся над обнесенным стенами двором. Массивный, будто вырезанный из единого камня, замок состоял из двух основных, соединенных между собой корпусов. Главная башня имела парапет с навесными бойницами и суровый, почти лишенный окон фасад. Замок, стоящий в центре безлесного, открытого со всех сторон холма и окруженный рвом, с трех сторон был окружен лесами. Четвертая стена почти нависала над глубоким ущельем, казавшимся прорезью в земле.
– Неприступный замок, – заметила Тамсин.
– Да. Рукхоуп – одно из самых сильных укреплений границы.
Стая маленьких черных птиц вылетела из леса и пронеслась над башней, как темное облачко.
– Видишь, вон там?.. Это грачи. Несколько веков назад именно благодаря им это место получило свое название. Тогда был построен первый замок Рукхоуп – Надежда грача.
– А ты знаешь, что грачей называют цыганскими птицами? – спросила Тамсин.
– Да, я слышал. – Он тихо рассмеялся и, подтрунивая над самим собой и над Тамсин, сказал: – Значит, владелец Рукхоупа привез в свое гнездо цыганскую птичку.
Тамсин уловила игру слов. В шотландском языке слово «девушка» произносится так же, как слово «птица».
– Да, очень похоже на то, – согласилась она.
– А вон там, – показал Уильям, сворачивая на тропу, которая вела к замку, – растут цыганские цветы. – К востоку от замка по краю дороги раскачивались на ветру синие свечки на высоких тонких стеблях. Небольшие куртинки таких же цветов разбрелись группами по всему лугу, выделяясь на зеленой траве яркими пятнами. – Они растут здесь в изобилии. За то, что они так свободно разбредаются повсюду и растут, где им нравится, их и прозвали цыганскими цветами, – пояснил Уильям.
– Они яркие и красивые, эти цыганские цветы, – заметила Тамсин.
Уильям пристально посмотрел на девушку, окидывая ее взглядом.
– Да, очень красивые, – приглушенно сказал Уильям и отвернулся.
– Однажды я уже был в цыганском таборе вместе с королем Джеймсом, – заговорил он после небольшой паузы. – Но это был другой табор, не твоего деда. Я бы узнал Джона Фо. Либо он узнал бы меня.
– Король Джеймс приезжал как-то и в табор моего деда. Получилось так, что я как раз гостила тогда у дедушки с бабушкой. Я помню очень молодого долговязого мужчину с длинными рыжими волосами. На нем был костюм нищего. Я думаю, он был один. Он не раз посещал табор моего деда. Тебя с ним не было, я уверена. Я бы тебя запомнила, – добавила она тихо.
Уильям пожал плечами:
– Я ничем не отличаюсь от других мужчин. Высокий и темноволосый. На свете много таких, как я.
Тамсин отрицательно покачала головой:
– Твои глаза похожи на те цветы, что растут на лугу. Такие же ярко-синие. Их цвет заметен даже на расстоянии.
Уильям взглянул на девушку, а потом снял с шеи платок и сказал:
– В сравнении с твоими глазами этот блестящий шелк выглядит блеклым и тусклым.
Девушка почувствовала, что краснеет. Между тем Уильям обвязал платком свое предплечье, как это делают рыцари, носящие цвета своей дамы.
– Как получилось, что ты путешествовал с королем? – спросила Тамсин. – Я знаю, ты был его другом, но я… – она колебалась. – Я слышала, что ты был заложником короны в те годы.
Казалось, Уильяма совсем не удивило то, что она знала о его прошлом. По крайней мере о том периоде, когда его удерживали во дворце насильно.
– Моего отца повесили за воровство, – начал рассказывать Уильям. – А я был взят в заложники, чтобы мои родственники не начали мстить. Пока решали, что со мной делать дальше, держали меня в темной камере, в подземелье. В то время граф Энгус полностью контролировал короля, держал его у себя в повиновении. Скучающий и умный подросток отчаянно нуждался в товарище. Мне выделили помещение рядом с королем и позволили проводить с ним как часы занятий, так и свободное время.
– Ты учился вместе с королем? – воскликнула Тамсин. – Тебе действительно везет.
– Полагаю, что так, – ответил Уильям, – хотя я все это отдал бы за жизнь, которую у меня отняли.
Девушка подняла голову повыше, прислушиваясь в ожидании продолжения, но Уильям больше не сказал об этом ни слова. Он продолжил рассказ о короле.
– Даже когда Джеймс вернул себе свободу, – ему тогда было около шестнадцати, – я не смог добиться легальной свободы для себя. Джеймс даровал ее, только когда мне исполнилось двадцать. И после этого я жил при дворе и сопровождал короля в его поездках по стране. Я много путешествовал и без него, выполняя поручения короны.
– Ты оставался при дворе, хотя был свободен и мог уехать? Почему ты не отправился домой, в Рукхоуп?
– Так получилось, что моей семьи здесь тогда не было. За замком присматривали родственники, посланные Скоттом из Бакклеуха, самого старшего в нашем роду. А мои мать, сестра и брат находились в то время в Брентшау у моего отчима, Роберта Максвелла. Мне туда ехать не хотелось, и потому я жил там, где находился двор, – в Эдинбурге, Фолкленде, Линлитгоу или Стирлинге. Либо оставался в своем доме в Эдинбурге. В прошлом году моя мать снова овдовела и захотела перебраться в Рукхоуп вместе с моей сестрой, тоже вдовой. И тогда я решил, что тоже буду жить здесь, в замке, вместе с семьей. Здесь живет и моя дочь под неусыпной заботой моих родных, – добавил он.
– А ты путешествовал с королем Джеймсом после того, как твое заключение закончилось? – спросила она. – Вы, должно быть, восхитительно проводили время!
– Да. Иной раз мне кажется, что я был цыганом, – он взглянул на девушку и улыбнулся.
– Бродягой-путешественником?
– Да, по поручению короля. Я побывал в Англии и Дании, был во Франции, Италии и Германии. И куда бы я ни отправился, красавица, – добавил он задумчиво, – я видел караваны цыганских кибиток. Они встречались мне на дороге, в полях и на ярмарках.