Выбрать главу

Джеральду после этих слов стало сильно не по себе, но все же он попытался рассмеяться.

– Да уж, – сказал он, неестественно улыбаясь. – Эта женщина помешалась на убийствах.

– Не смейтесь, – печально сказала Мэри. – Я не могу вот так просто сидеть сложа руки. – С этими словами она вдруг решительно поднялась с софы и вышла из комнаты.

Вскоре после этого разговора вернулся из своей поездки Джошуа. Он сделал свои дела и поэтому был весел и бодр. Ко всему прочему он проголодался, словно охотник после долгой засады на звериной тропе. Его настроение передалось жене, и она ни словом не упомянула о своем визите в табор. Джеральд также решил ничего не говорить. Словно по какому-то мол­чаливому договору они вообще не поднимали эту тему вплоть до вечера. Мэри, как уже было сказано, заметно приободрилась после возвращения мужа, но от Джеральда все-таки не ускользнуло временами появлявшееся на ее лице печальное выражение.

Наутро Джошуа проснулся необычно поздно и спустился к завтраку, когда у стола уже находились Мэри и Джеральд. Мэри встала рано и все утро работала по дому. Ее что-то волновало, и она то и дело бросала по сторонам тревожные взгляды.

Джеральд не мог не отметить, что за завтраком все немного нервничали. И дело вовсе не в том, что мясо было жесткое, а в том, что все ножи почему-то оказались совсем тупыми. Доктор был гостем в доме и потому считал нескромным говорить об этом вслух, но заметил, как и сам Джошуа с недоумением провел кончиком пальца по лезвию своего ножа. При этом его движении Мэри так побледнела, что, казалось, готова была упасть в обморок.

После завтрака все вышли на лужайку. Мэри задумала сделать красивый букет и попросила мужа:

– Нарви мне несколько чайных роз, милый.

Джошуа подошел к ближайшему кусту, который рос прямо у дома. Он попробовал сорвать цветок, но стебель был слиш­ком упруг, и ему это не удалось. Он опустил руку в карман, где всегда лежал перочинный нож, но к своему удивлению его там не обнаружил.

– Дайте мне ваш нож, Джеральд, – попросил он. Но у его друга не было при себе ножа, и поэтому Джошуа вошел в дом и взял тот нож, что лежал неубранным после завтрака на столе в столовой. Джеральд наблюдал за Мэри, а та со страхом ожидала возвращения мужа из дома. Наконец тот появился на крыльце, раздраженно проводя лезвием столового ножа по ладони.

– Да что в самом деле приключилось со всеми нашими ножами?! Они все никуда не годятся!

Мэри быстро проскользнула мимо него в дом.

Джошуа стал пытаться срезать ветку с розой, как это дела­ют деревенские повара с головами дичи, как школьники обре­зают бечевку на куски. С большим трудом он все-таки спра­вился со своей задачей, но только наполовину. Самые кра­сивые розы цвели на прочных толстых стеблях и он никак не мог тупым лезвием взять их.

Чертыхаясь и проклиная вполголоса розовые кусты, он оп­ять стал искать острый нож по дому. Безуспешные поиски вскоре надоели ему, и он позвал Мэри, а когда та пришла, объяснил суть проблемы. Вдруг он увидел, что с ней опять делается плохо, и неожиданная мысль появилась у него в го­лове.

– Ты хочешь сказать, что это ты сделала?.. – спросил он взволнованно.

Она не выдержала и вскрикнула в отчаянии:

– О, Джошуа! Я так боялась!..

Он побледнел и некоторое время стоял на месте, устремив на жену неподвижный недоуменный взгляд.

– Мэри! – воскликнул он наконец. – И это так ты мне доверяешь, мне?! Не могу представить себе…

– О, Джошуа, Джошуа! – вскрикнула она с отчаянием в голосе. – Прости меня!..

Джошуа снова некоторое время молчал и затем сказал:

– Я тебя понимаю, Мэри. Давай покончим с этим сразу, а то мы скоро все сойдем с ума.

Он быстро ушел в гостиную.

– Куда ты?! – почти взвизгнула Мэри.

Джеральд знал, что Джошуа не верит ни на грош в суе­верия жены и не может понять ее поступка с ножами, поэтому он не удивился, увидев, как Джошуа появился в дверях с огромным тесаком, который обычно лежал на столе у камина и который был прислан ему его братом из Северной Индии. Это был великолепный образчик холодного охотничьего ору­жия. Пакистанцы нередко пускали его в ход во время своих внутренних мятежей и бунтов. Разрушительная сила тесака была ужасной. Лезвие – бритва. Рукоять сделана большим мастером, так что при общей массивности оружие казалось легким в руке и удобным в бою. Умелый владелец с одного удара сносил им голову взрослой овце.

Едва завидев появившегося в дверях дома мужа, воору­женного ножом, Мэри страшно закричала и снова вернулась к состоянию почти истерики.

Джошуа бросился к ней на помощь, а увидев, что она пада­ет, бросил свое оружие на землю и протянул к ней руки.

…Он опоздал всего лишь на секунду. Оба мужчины в ужасе вскрикнули, увидев, что Мэри, уже потерявшая сознание, упала прямо на открытое и страшное лезвие.

Подойдя ближе, Джеральд увидел, что, падая, Мэри инс­тинктивно все-таки закрыла свое тело от ножа, выставив впе­ред левую руку. Видимо, была задета вена, потому что кровь хлестала из раны свободным потоком. Перевязывая руку жен­щины, Джеральд обратил внимание все еще не пришедшего в себя Джошуа на то, что кроме разреза на руке от удара о лезвие сломалось обручальное кольцо.

Мэри сильно ослабела от потери крови и переживаний, и ее аккуратно перенесли в дом. Через некоторое время она встала и, оберегая перевязанную руку, вышла к мужчинам. Она улыбалась, и видно было, что все тревоги наконец-то покинули ее. Она подошла к мужу и сказала:

– Цыганка была необычайно близка к правде! Я бы никог­да не поверила, если бы не испытала на себе!

Джошуа обнял ее и прикоснулся губами к перевязке на ее руке.