Лошадки были разной масти: вороные, рыжие, в яблоках. Бахтало в этом отношении был непридирчив, он любил без памяти всех на свете лошадей. «Кало грай — ромэскэ удача, сиво грай — ваш хухаибэн, парно грай — баро барвалыпэн!» — пропел Бахтало старинную цыганскую присказку: «Чёрный конь — цыгану удача, сивый конь — для обмана, белый конь — большое богатство!»
Не чуя под собой ног, без тени раздумий прыгнул Бахтало на возвышение, по которому кружил табун. Радости его не было предела…
Но! Подметил вдруг конюшенный, что все лошадки уж больно маленькие, меньше даже, чем его покойная коза Майка. Ушами не стригут, гривами не трясут, хвостами не бьют. Бахтало вдруг словно кипятком ошпарила ужасная догадка — лошади-то неживые. Игрушечные! Осторожно, словно боясь обжечься, Бахтало дотронулся до ближайшей серой лошадки… и точно! Она оказалась твёрдой, холодной, металлической, как стена соседского гаража.
— Ээй! Какими судьбами занесло к нам последнего в этом городе конюшенного?! — раздалось позади.
Бахтало обернулся и увидел маленького человечка в смешном облачении. В полосатых брюках, приталенном пиджачке в красный горох и колпачке с помпончиком он походил на крохотного клоуна. Бахтало понимал, что перед ним дух места, только никак он не мог его отнести ни к дворовым, всегда словно присыпанным серой пылью, ни к модным щёголям квартирным, ни к сухопарым пожилым скарбникам, что вечно ныкаются по чердакам да кладовкам.
— Гой, домови́, я вашей крови́! — вежливо, по установленному у ду́хов подворья ритуалу поздоровался цыган.
— Гой еси́, благо в дом неси! — как и положено отозвался смешной незнакомец.
— Я — Бахтало, а что конюшенный, то ты и сам уж догадался, а ты кто таков будешь? Хранитель места ли, двора ли?
— Тутошний я, карусе́льный, именуюсь Белебе́ня, так что рад, так ска-ать, знакомству.
Заходи, дружище-братка,
оседлай скорей лошадку.
Без особых церемоний Белебеня схватил Бахтало за рукав и потянул к ближайшей раскрашенной кобылице, приглашая немедленно взобраться на неё и мчаться неведомо куда. Цыган хотел расспросить, что это за должность такая — карусельный. Но Белебеня напирал, не слушая вопросов, настойчиво усаживая гостя верхом:
Залезай скорей, дружище,
Лошадь — лучшая из тыщи!
«Да и ладно, карусельный и карусельный, наверное, типа дворово́го. Потом спрошу. А каруселя — это, скорее всего, сарайчик какой-нибудь или что-то подвид гаража для механических коняг…» — подумал Бахтало и взобрался на серую в яблоках лошадь.
Игрушечные кони бежали ровно, не всхрапывали, не вставали на дыбы, даже не трясли. Да уж шибко медленно, совсем не ускоряясь, сколько их не пришпоривай. После десятого круга Бахтало смекнул, что кроме скучного кружения по заезженному пути, больше никаких развлечений не будет. Цыган уже намеревался спрыгнуть вниз и поскорее убежать, но тут назойливый карусельный, явно предвидя, что вот-вот потеряет единственного посетителя своего аттракциона, подскочил с новой дурацкой присказкой:
Делу — время, ногу — в стремя,
ведь потехе — только час.
Не чеши, дружище, темя.
Будет музыка сейчас!
После этих слов, карусельный притопнул каблуком, и из ниоткуда полилась тихая музыка похожая одновременно на переливы маленьких хриплых гармоник и перезвон колокольчиков. Бахтало проехал ещё с два десятка кругов вокруг столба, и навязчивая мелодия обрыдла20 так, что он готов был бежать куда угодно лишь бы не слышать её больше. Но это было бы весьма невежливо по отношению к столь приветливому хозяину механического табуна.
Видя, что гостю явно наскучило катание, табунщик вновь цокнул каблучками, и вся конструкция напоминающая грибок в детской песочнице, вдруг расцветилась разноцветными лампочками. Гирлянды мигали, пиликала и звенела немудрёная мелодия, лошадки плавно плыли по кругу, но цыган с каждой минутой мрачнел и мечтал лишь поскорее покинуть сие странное место.
Бахтало в обычной своей жизни не особо отличался терпением в отношении других подворных духов, вскоре он спрыгнул с лошади и решил раскланяться.
— Слушай, друг, благодарствую, конечно, за прогулку. Да дела меня торопят, не могу тут дольше задерживаться. Понимаешь, я конюшенный, а потому мне твои механические игрушки — без надобности.
— Понимаю, братка, как не понять! Только и ты меня пойми, ты ж даже не представляешь, как мне тут надоело одному крутиться… за весь летний сезон одного лишь соплеменника, тебя, только и встретил. Останься, слушай, давай с тобой вдвоём карусель гонять, а?!