— Нет, Белебеня дорогой брильянтовый, не могу. Никак не могу! Я настоящих лошадок ищу, живых. Носом чую — близко они, совсем близко! На ипподром мне надоть! До зарезу! Хоть плачь!
Карусельщик на секунду замер и напустив на себя заговорщицкий вид, таинственным голосом изрёк:
— Я тебе сначала не хотел говорить. Думал тебе, братка, сурпрыз сделать! Сам же чуешь, что лошадиным духом здесь пахнет. Мои коники-игрушки только сейчас по кругу бегают, а подожди маненько они на имподром этот прибегут.
— Честно?!
— Истинная правда, что б мне провалиться на этом самом месте! — с жаром заверил карусельный, мелко кивая и отчего-то глядя куда-то в сторону.
Сначала Бахтало поверил карусельщику, примостившись у центрального столба он стал послушно ждать, когда игрушечный табун свернёт с наезженной дороги к ипподрому, но с каждым новым кругом вера его тускнела и размывалась. Вот уже и засветилась за дальними домами лимонная рассветная полоска, а карусель всё вертелась вокруг столба, никуда не сдвигаясь.
Наконец карусель остановилась, а к поникшему цыгану как ни в чём не бывало подошёл отчего-то весёлый Белебеня:
— Пошли-ка, дружище-братка, в мою каморку. Вона уже батут надувать начали. Сховаться21 надоть, скоро люди придут, дети там всякки на каруселю полезут. Не дело нам им на глаза попадаться. Пошли денёк перекантуемся, а на следующую ночь мои лошадки тебя точно на имподром привезут.
Карусельщик потянул Бахтало за рукав указывая на люк в полу где, видимо, и располагалась его каморка. Но конюшенный резко отпрянул, вперив в конопатое лицо карусельщика свой пронзительный карий взгляд. И хоть его мутило от долгого карусельного верчения, настроен он был весьма боевито.
— А ну, признавайсь, прощелыга-враль, зачем дуришь меня? Разве могут твои ненастоящие кони со своёй деревянной подставки спрыгнуть? Говори! А то начищу морду твою бесстыжую, джюкэ́л22!
Для убедительности Бахтало сунул под нос карусельщику свой смуглый кулак. Белебеня внимательно посмотрел на кулак, и его хорошее настроение в ту же секунду улетучилось. Он заметно скис, в его серых глазах застыла печаль.
— Ага, хорошо тебе, вольному цыгану, идёшь себе куда хочешь, а я тут как проклятый к вертушке энтой приставлен один-одинёшенек. Уйду я отседа, совсем уйду… вона, в батутные подамся, там хоть прыгать можно.
Нос у Белебени вмиг распух и стал красным, из глаз катились мелким бисером злые слёзы. Он растирал их по веснушчатым щекам, оставляя на лице грязные полосы. Бахтало посмотрел на карусельщика с жалостью и понял, как некрасиво быть завистливым обманщиком.
Но в одном Белебеня был прав, нужно было быстрее прятаться от людских глаз. Закон — есть закон, людям подворных духов видеть ни к чему. Хотя все духи имеют такую способность становиться невидимыми, но для этого тоже нужны силы, а цыган был настолько вымотан карусельной круговертью, что явственно понимал: сейчас обратиться в невидимку ему мощи не хватит. Не дожидаясь пока на площадь явится человеческая ребятня, Бахтало ринулся через газон в кусты и залез на ближайшую лиственницу, где и затерялся из виду в мягких зелёных иголочках.
После целой ночи верчения на карусели несчастного Бахтало подташнивало и неприятно кружилась голова. Но в прохладе кроны он немного перевёл дух и сквозь ветви начал с интересом разглядывать то, что творилось внизу. Там кипела весёлая жизнь: заработал фонтан, сверкая на солнце водяными струйками, рядом с постылой каруселью надували батут, похожий на разноцветный замок их пушистых перин и подушек, заработали киоски с сахарной ватой и мороженым. Вдруг совершенно неожиданно сверху кто-то окликнул:
— Эй! Э-эй! Маленький мужичок в большой шляпе, привет!
Бахтало задрал голову пытаясь разглядеть, кто это там его зовёт и вдруг сквозь ветви лиственницы он увидел странное плоское лицо в ярких пятнах. Вместо шеи и туловища у загадочного существа имелся длинный хвост в разноцветных бантиках.
— Ты кто? — поинтересовался цыган.
— Я — Воздушный Змей. Я везде летаю, всё вижу! Достаю до самых облаков, на всех смотрю свысока.
— Уважаемый, раз ты так высоко летаешь, посмотри, пожалуйста, в какой стороне ипподром! — взмолился Бахтало. — Хоть год буду пешком идти, а дойду! Мне б только знать, в какую сторону… Прошу, друг, выручай! Позарез надо!!!
Но Воздушный Змей не слушал Бахтало, а продолжал хвастаться и расписывать свои достоинства.
— Я Воздушный Змей — повелитель ветра! Лечу куда хочу, никто мне не указ!
На жаркие мольбы Бахтало он лишь надменно кривил нарисованный рот, продолжая упиваться собственной значимостью. От бессилия и невозможности достучаться до собеседника, цыган вдруг сорвал с головы свою шляпу уткнулся в неё лицом и безутешно зарыдал.