Богдан ее не слушал. Я вышла. Дала ей тридцать хрущевых. Последних. Больше у нас с Богданом ничего не осталось. Ни одного не осталось Хрущева. Сколько их надо для счастья? Скажи! Скажи мне! Думаешь, много? Я много хрущевых в руках держала, пачками их держала. Десять, двадцать пять - куча! Большую кучу держала. Только всегда знала - это бумага. Она не даст тебе счастья! Она судьбы твоей не изменит. Она обманет тебя. Она глаза тебе медом замажет. Тебе покажется, что ты сильный. Красивый. Что тебя любят. Что ты все можешь. А это обман, обман. Самый старый обман на свете. Сталины и Хрущевы слепыми людей делают! Они душу сушат! Кровь выпивают, несчастными делают, больными и старыми делают. А для счастья не много надо. Богом клянусь - не много. Сколько я Сталиных и хрущевых имела, памяти в голове не хватит, а счастливой была, когда двадцать копеек нашла. Мачеха Гана с Васо жила, я голодной была. Двадцать копеек нашла на базаре. Купила себе пирожков с горохом. Четыре штуки купила. За кузней сховалась и съела. И рада была. И запомнила эти двадцать копеек. На всю свою жизнь запомнила. Но тогда я одна была. Мне одной много не надо. А сейчас у меня Богдан есть. Богдана надо кормить. Поесть что-нибудь надо достать, хоть крошечку хлеба достать…
Я на вокзал пошла. Тепло на вокзале было. Безродным воздухом пахло. Люди проезжие на скамейках сидели. Найти одного надо, думаю. Гусыню найду, думаю, Нагадаю ей молодого, с машиной и дачей. Сидели гусыни, много гусынь сидело, но не могла я гадать. Чтобы гадать - легкое сердце надо иметь. Когда на сердце легко - горе, чужую судьбу, как свою видишь, легче на сердце примешь - удача будет.
Нет, не могла я гадать. Не легко мне на сердце было. Нет радости в сердце, нет и охоты. В туалет зашла, глянула на себя в зеркало. Эх, щявале, щявале! Ты это? Ты на меня глядишь? Сабиной тебя зовут? Нет, нет, это не ты, Сабина. Это печаль твоя, это забота твоя на тебя глядит. Ты заботу свою понимаешь. И на лице у тебя забота. Никто на лицо не посмотрит. Худая ты стала, как камышинка под ветром. Круги черные под глазами. От ночей круги, от бессонных ночей, от мучения Богдана. От тоски его, от печали. К кому я с таким лицом подойду? Не будет удачи мне. Нет, нет. Зачем я так говорю? Зачем себе ворожу? Будет, будет удача. Я не одна. Богдан сидит, меня ждет. Богдану надо поесть и вина выпить. Надо себя держать, Сабина. Ты не горюй, Сабина. Будет еще в нашей жизни тепло, весна будет. Ты еще молодая, твои волосы пышные, на лице ни морщйнки, глаза твои жаром горят. Приди, приди мне, удача, сердцу своему наказала.
В зал вошла. Кинула глазом. Людей, как волос на голове. Пригляделась. Учила меня Гана, мачеха. Не спеши, говорила. Хитрой будь, как лиса. Тихой будь, как овечка. А гажё всегда найдутся. Сами тебе Хрущевы свои отдадут. Только ты не спеши. Слушай сердцем, глаза закрой, сразу почуешь слабые души. Вот, вот они! У одних билет в голове, другие дурью маются. Тихо, тихо стой. Что ты чувствуешь? Глаза по лицу, как ветки, стегают, пропусти, пропусти мимо. Казенных людей пропусти, на лица смотри, на местных смотри. Местные, как вороны - богачи, три Хрущева в кармане. Этих не трогай. Тихо, тихо стой. Вот, вот этот. Чуешь, как сердцу жарко? Этот, этот к тебе с удачей. Рядом совсем стоит. Не гляди на него. Тихо, тихо стой. Кто он? Кто? Горячо сердцу. Не казенный, не местный. Борода с рюкзаком. Ветер гулящий. Знаю. Я бородатых знаю. На край земли едут зубы свои терять, с железными возвращаются. И этот такой. Глядит на меня. Улыбнулся. Бог мой! Верно - железа во рту полно. А что в кармане? Что у тебя, милый, в кармане? Теплый ты, вижу, стену плечом подпираешь и глядишь, глядишь на меня. На! На! Хорошо меня разгляди. Я платок распущу. Вот моя грудь. Видишь, видишь? И я вижу, глаза твои жидкие вижу. Подходи, подходи…
Подошел. Губы скривил.
"А ты апще ничего-о-о!" - сказал.
"И ты мужчина красивый,- я отвечаю.- Ты от матери вырос красивой. Ты в молоке в детстве купался…"
"Нищак! Я торчу! - сказал борода. И ко мне наклонился:- А скажи мне, чего я желаю?"
"Скажу, молодой! Скажу, красивый. Тебе сладкого хочется…"
"Я торчу! - Борода качнулся, псиной собачьей дохнул на меня: - Торчу! Но! Сладкое - это потом. Ты секешь? Я без булды грю… Корешок мой, Санька Патлач. Патлача Саньку знаешь? На трубопроводе- первый ас… Он сказал, то есть Санька сказал, кореш мой, Санька… Вася! - сказал.- Вырвесся на юга! Первым делом арбуза моченого спробуй. Водяра под арбуз - нищак…"
Эх, дурак ты, Вася, дурак, думаю. И кореш твой тоже дурак. А сама к нему ближе, ближе. В глаза его обсосанные гляжу.
"У тебя вкус хороший, Вася! - шепчу.- Ты мужчина. И вкус твой мужской. Правду тебе говорю…"