— Коль бочки тебе не жалко, вези, — решительно махнул рукой дед Ковыль. — Не дурак же дракон, в самом деле, откровенную отраву есть. Ежели ему что-то в твоем угощении не понравится, он их и пробовать не станет.
— Мне бочки не жалко, после слив ее только под компост пускать. А обручи с нее я бы сняла — хорошие, даже не очень ржавые.
— Так чего тянешь? Возьми кого-то из мужиков и живо везите. А то он сейчас улетит, даже ни разу не оправившись! Зато харчей наших вон сколько уже стоптал!
Бочка Аглаи искренне заинтересовала дракона. Деревенские, затаив дыхание наблюдали, как ящер примеряется то с одной стороны, то с другой, пытаясь вскрыть посудину. Но она была крепкая, видимо, дубовая. Ни время, ни ядреное содержимое не смогло ослабить ее стенки.
— Придется, Аглая, бочку назад везти, — ехидно отозвалась Сакуниха. — Не по зубам ему твоя утварь!
— Почему сразу назад? — возмутилась Аглая. — Мне она тоже не нужна в погребе. Поможем ему открыть, если сам не управится.
— Да кто ж поможет-то? Где ты таких дураков найдешь, чтобы под твои сливы голову свою подставляли?
— Цыц, бабы! — шикнул на них Ковыль. — Он теперь и сам бочку вам не отдаст. Видите, играет с ней как малец. Пусть забавляется, у него время есть.
— Так у нас его нет! — возмутилась Сакуниха. — Я что, весь день буду драконий навоз ждать? У меня картошка еще не выкопана, а я здесь сижу.
— У всех не выкопана! — сурово припечатал Ковыль. — Все сидят ждут — и ты сиди.
В этот момент на выгоне начало происходить что-то непонятное. Дракон, до того просто катавший бочку по лугу, теперь поставил ее стоймя. Обнюхав со всех сторон, он обхватил неподатливую посудину передними лапами и взмахнул крылями.
— Что он творит? — возмутилась Аглая, пригибаясь от мощного порыва воздуха. — Взлететь, что ли, хочет?
— Да, — ответил Ковыль. — Вместе с бочкой.
— Она ведь тяжелая! Дракон ее не удержит.
— Конечно, не удержит. Он разбить ее хочет, сбросив с высоты, — сообразил дед Ковыль. — Бегом отсюда, пока во все стороны не рвануло!
И первым припустил из кустов прочь, стараясь как можно быстрее добежать до ближайшего сарая.
Односельчанам не нужно было повторять дважды, в следующую секунду крестьяне бросились врассыпную, ища хоть какое-нибудь укрытие.
К счастью, огромная дубовая бочка оказалась слишком тяжелой и скользкой для дракона. Он сумел лишь немного приподнять ее на землей — на два человеческих роста, не выше.
Пытаясь перехватить свою ношу половчее, чужак сделал неверное движение и тут же упустил ее вниз, беспомощно царапнув гладкие стены когтями. Гулко стукнув дном о землю, посудина призмелилась обратно.
Одного удара в днище оказалось достаточно для содержимого бочки. В следующее мгновение крышку снесло мощным потоком коричневой однородной массы, в которую превратились за эти годы моченые сливы.
Дракон, получив фонтаном по морде, возмущенно рыкнул и взмыл в воздух.
— Эй, куда? А навоз отдать?! — завопила Сакуниха.
— Пес с ним, с навозом! — одернул ее Ковыль. — Пусть уходит. Может, не будет больше прилетать после такого приема? А то наши драконы так извелись из-за него, что даже похудели немного.
Увы, надежды деда Ковыля не сбылись: ящер вернулся уже к вечеру. Тщательно обобрав ошметки слив и вылизав себя, он нашел, что странное угощение, в принципе, не так уж и плохо на вкус. И явился, чтобы доесть остатки фонтана. Баба Сакуниха лишь рукой обреченнно махнула, увидев, как он приземляется. Некогда с ним заботиться, картошку надо копать.
— Слышь, а дракон-то даже траву из-под слив выгрызает, так они ему понравились, — хихикнула младшая Сакунька, поглядывая в сторону луга.
— Пусть грызет, коли заняться нечем, — сердито буркнула бабка.
Чужак ей уже в печенках сидел. Столько хлопот с ним, а толку никакого.
В этот раз сливы сработали очень быстро. Не успел еще дракон улететь с пастбища, как в сторону Сакуньего огорода потянуло запахом свежего навоза.
— Бегите! — первым дернулся Сопат Ваныч, до того вяло ковырявшийся в земле. — Товар прибыл!
Побросав лопаты и схватив поганые ведра, Сакуниха с внучкой рванули на луг. Но старостиха опередила их — выскочила первой.
— Не тронь, это — наша куча! — завопила ей Сакуниха. — Мы первые увидели!
— Почему ваша? — донесся откуда-то возмущенный голос Аглаи. — Мои сливы были, значит и куча моя!