— Майор Рэймон ведет ваш вертолет, сэр.
Я был не единственным, кто решил, что мне нужен перерыв.
На следующий день, тридцатого августа, меня вызвали в штабную палатку и вручили приказы. Мне предписывалось отбыть в Сайгон, чтобы успеть на одиннадцатичасовой рейс. Я очень взбодрился.
Во второй половине того же дня я вел «Хьюи» в Фанрань. Вертолету предстоял капитальный ремонт. Мне тоже. Я летел вдоль берега и прошел через расселину в высоком холме рядом с океаном. Когда мы пересекали гребень, недавно прибывший борттехник вызвал меня:
— Сэр, по нам стреляют с холма. Атакуем?
«Атакуем»? Я ушам своим не верил. «Атакуем»?
— В другой раз, сержант, — и я ухмыльнулся второму пилоту, Стальони. — В другой раз.
И я захохотал так, что слезы потекли.
Сидя в мягком кресле авиалайнера, я наслаждался сухостью кондиционированного воздуха и вдыхал тонкие ароматы проходящих стюардесс. Ухмылка с моего лица все не сходила. Я был натуральным Чеширским Котом. Моим попутчиком оказался Кен Клэйман, парень, с которым я познакомился на «Кроэйтане». Мы летели на борту «семьсот седьмого» компании «Пан Американ», направляясь в Страну Больших Магазинов. Мы покинули Вьетнам.
— Полагаю, уже можно сказать, что мы не во Вьетнаме?
— Да. Определенно не во Вьетнаме.
— Все как во сне.
— Ага. Приятно, когда был плохой сон, а ты проснулся. Уже когда думал, что тебе конец.
С того самого момента, как я покинул Фанрань, каждый раз, когда я хотел посмотреть, который час, то вспоминал, что горничная украла мои часы. Та самая горничная, которая наводила порядок в моих вещах и не украла ничего — до того дня, как я отбыл. Я считал часы своим амулетом.
Их однажды уже крали — в тот вечер, когда я испробовал душ, который построил вместе со Священниками. Повесил на гвоздь, помылся, а часов нет.
— Я их вам найду, — сказал Рубенски.
— Знаешь, кто их взял?
— Пока нет. Но вы не волнуйтесь. Я эту мразь ёбаную найду. Дедовы часы увёл, вот ведь гаденыш.
Через час Рубенски вошел в мою палатку с часами:
— Держите, сэр. И не беспокойтесь, больше такого не будет.
— Ну ты и дал. Спасибо огромное.
— Да мелочи, — ответил он. — Только помните: озеро Тахо…
Весь полет обратно мы с Клэйманом резвились, как подростки. Все двадцать часов заснуть мы не могли. Мы перешучивались и делали вид, будто управляем самолетом. Пилоты, которых мы изображали, не слишком знали свое дело: «Компас? А что это?» — «Полет в зоне ожидания? Ты с ума сошел?» — «Нет, шасси выпускать нельзя. Мы слишком низко над крышами».
Сделав посадку на Филиппинах, мы вылетели на Гавайи. В Гонолулу нам предложили сойти с самолета, чтобы размяться, прикупить сувениров и прочее. Клэйман сказал, чтобы я купил маленький шахматный набор — будет чем развлечься в беспосадочном перелете до Форт-Дикса в Нью-Джерси.
Я нашел такой в одном из сувенирных магазинчиков аэропорта. Еще я прихватил «Ньюсуик» и пошел к кассе, чтобы заплатить. Кассирша, молодая женщина, взяла мои деньги и спросила, не из Вьетнама ли я возвращаюсь. Я с гордостью ответил, что да.
Неожиданно она бросила на меня яростный взгляд и сказала:
— Убийца.
Долгую минуту я смотрел на нее, растерявшись. А потом улыбнулся. Я понял, что она говорила о ком-то другом.
Эпилог
А ЧТО БЫЛО ДАЛЬШЕ?
Наземная война во Вьетнаме приобретает новый облик — все чаще происходят прямые столкновения между американскими и северовьетнамскими силами. Пока что никто не может с уверенностью сказать, насколько далеко зайдет эта опасная конфронтация.
— Дома.
Плачущая Пэйшнс бросилась ко мне. Я улыбался. Джек неуверенно шагал по автостоянке; моя сестра держала его за руку. Он был ошарашен — он не видел меня половину своей жизни.
— Я думала, ты уже никогда не вернешься, — сказала Пэйшнс.
Нашу первую неделю мы провели в квартире на берегу — ее снял для нас мой отец. Мы проводили дни на пляже, и мне это нравилось. По ночам все было куда хуже. Я просыпался в воздухе, в трех футах над постелью, пугая Пэйшнс. Кошмары все продолжались, но будили меня не они.
В Форт-Уолтерсе, в Техасе, я начал учиться на пилота-инструктора. Тогда же моя сестра пригласила меня на свою свадьбу. Она хотела, чтобы я был в форме.
— Вряд ли моя форма понравится людям, Сюзан.
— Но она тебе так идет. И я очень тобой горжусь.
— Ладно.
И я вылетел в Форт-Майерс. Форма, серебряные крылышки, куча орденских планок — смотрится неплохо. Когда я вошел, то услышал чей-то смех. Кто-то незнакомый спросил меня: