Мы их нашли сотнях в двух футов от их «Хьюи», в четырехместной палатке.
— Вот уж не знаю, почему он сказал вам нас разыскать. У нас лишних палаток нет, — заявил нам высокий уоррент-офицер. — Но можете поспать на носилках, если есть желание. Чтобы на земле не лежать.
— Ну и нормально, — сказал Лен. — Борттехник и стрелок пусть остаются в вертолете. Спать там вчетвером — это даже не смешно.
И он махнул рукой в темноту, где стояла наша машина.
— Ну тогда добро пожаловать, располагайтесь здесь, — уоррент посветил фонариком в место перед входом в их палатку. — У нас даже пончо есть, можете устроить себе навес.
— Не, и так неплохо, — ответил Лен. — Ночью, похоже, ясно будет. Неохота с этим ебаться.
Я посмотрел в звездное небо. Угольно-черное, а звезды сверкали, как драгоценные камни. Они были почти такими же, как и на другом конце мира. Полярная звезда стояла ближе к горизонту. А вот Большая Медведица. Орион. В детстве я провел кучу времени, глядя на звезды. И все еще надеялся, что когда-нибудь увижу Южный Крест.
Лен звал меня уже несколько раз:
— Боб, что с тобой?
— Ничего, просто на созвездия засмотрелся.
— Короче, ты как знаешь, а я сейчас прямо стоя засну. Я пошел за этими носилками.
— Я тоже.
Но сначала я добрался до нашего вертолета и убедился, что Ричер со стрелком находятся там, где им следует быть. Потом вытащил носилки из даст-оффа. «Даст-офф» — это позывной санитарного вертолета. У меня появилась привычка называть вещи по их позывным. Взяв носилки под мышку, я пошел в сторону Большой Медведицы, в направлении палатки. Из-за нашей возни с носилками пилоты даст-оффа задержались, чтобы поболтать немного.
Было довольно тихо. Лен и высокий уоррент-офицер рассказывали о своих приключениях. Я сидел на носилках и слушал; мне почему-то казалось, что они видят мое лицо, хотя я не видел их. Посидев минутку, я решил лечь на спину и поглядеть на звезды.
Тыльная сторона ладони под моей головой прикоснулась к чему-то холодному и липкому. Я быстро сел:
— Это еще что?
Еще один пилот из экипажа даст-оффа посветил фонариком на носилки. В луч попал кусочек человеческой плоти, прилипший к зеленому брезенту.
— Их здорово нужно отскабливать, — сказал пилот. — Липкие, как я не знаю что.
Пожав плечами с профессиональным апломбом, он потянулся, чтобы отскрести его фонариком. Кусочек прилип крепко. Наконец, отодрав его пальцами, пилот выкинул в траву нераспознаваемый клочок человека.
Теперь мне не особо хотелось спать и я начал слушать.
— Одна наша машина зашла в горячую зону и взяла четверых раненых, — говорил уоррент. — Все было нормально, пока не взлетели. Прошли прямо над пулеметами. Чарли их изрешетили. Погиб и экипаж, и все раненые, когда разбились.
Его приятель с фонариком продолжал:
— А над Плейми нас сбили, — и вытер руку о штаны. — Мы сели слишком близко от траншей, которые гуки выкопали рядом с комплексом. Ребята внутри не знали, что чарли так близко. В общем, мы зашли на посадку, чтобы взять раненых. Нас достали на заходе. Убили пулеметчика. Пришлось выскакивать и драпать. Еле добежали до комплекса.
Он сделал паузу, а его напарник что-то проворчал в знак согласия.
— Вот поэтому мы больше не можем садиться в горячих зонах. Чарли считают, что красный крест — это яблочко мишени. Ни хуя Женевские соглашения не уважают.
— Женевские соглашения? — спросил я.
— Конечно. Соглашение, что санитарные транспорты, даже воздушные, трогать нельзя.
— Не думаю, что чарли когда-нибудь подписывали женевские соглашения. Я знаю, что Соединенные Штаты не подписывали, — я вступил в спор против своего желания. — Дробовики тоже запрещены, но у нас в роте их целые ящики, для защиты периметра.
Я бросил этот факт на чашу весов, чтобы уравновесить обвинения в адрес чарли. Мне всегда нравилась роль адвоката дьявола и вот вам пожалуйста, я в полном смысле слова защищал нашего врага.
— Да ты вообще за кого? — спросил высокий уоррент.
— Может, оно и нехорошо звучит, — сказал я, — но если ни одна из сторон не подписала соглашение, то, наверное, одна сторона не может обвинять другую в нарушении.
— Если другая сторона — куча ёбаных гуков, то может, — прорычал высокий уоррент.
Мой оппонент привел интересный довод. А еще он был тяжелее меня на сорок фунтов.
— Ну, — сказал я, — можно взглянуть на дело и так.
— Да говна кусок все эти законы войны, так я думаю, — сказал Райкер. Я не видел его лица, но знал, что он улыбается.
— Согласен, — сказал высокий уоррент. — Война есть война, надо ее закончить и поехать домой.
— Может, скоро и поедем, — ответил Райкер. — Если мы прихлопнем АСВ до того, как они уйдут в Камбоджу, мы из них повышибем говно.
Райкер сделал паузу и наши хозяева одобрительно заворчали.
— А когда мы из них вышибем говно, думаю, они больше не захотят воевать и запросят мира. Захотят сдаться, пойти по домам.
— Подписываюсь, — сказал я.
Было одиннадцать-тридцать. Все устали и мы решили, что есть смысл отложить победу в войне до утра. Я поменял местами концы носилок, чтобы не лежать на пятне от куска мяса.
Лежа на спине, я вновь глядел на звезды. Такое уж занятие. Мои мысли понесли меня на другой конец мира, где Пэйшнс в это самое время должна была усаживать Джека за стол, для обеда. Когда я видел его последний раз, ему было четырнадцать месяцев и он только начал ходить, не слишком часто падая. Он любил такую игру: не делать то, чего от него хотела мама.
— Джек, пора есть, — говорила она, наверное.
— Нет, — он, должно быть, засмеялся и побежал в спальню.
— Джек, иди за стол.
Джек, хихикая, взбирался на нашу высокую кровать. Пэйшнс стояла в дверях, улыбаясь:
— Джек, сейчас же иди есть. Сейчас не время спать.
— Нет, — и он дерзко смеялся.
— Да. Вставай немедленно, — твердо сказала она.
— Вставай, — Райкер тряс меня за плечо.
— Что? — я открыл глаза, надо мной все еще стояли звезды. — Сколько времени?
Может, если намекнуть ему, сколько времени, он отстанет?
— Двенадцать. Мы летим на задание, прямо сейчас.
— На задание?
— Ага. Вставай, «Сапог-6» ждет нас у вертолета через десять минут.
Мы добрались до машины и разбудили Ричера со стрелком. Через несколько минут тени от палаток заплясали в свете фар джипа, который остановился в пятидесяти футах от нас. В ярких лучах света двигались фигуры, а перед ними колебались туннели тьмы.
«Сапог-6» с двумя капитанами в кильватере подошел к нам.
— Кто из вас командир? — спросил он резко. Свет поблескивал в капельках пота на его шее.
— Я, — сказал Райкер.
«Сапог-6» сделал секундную паузу, разглядывая в полутьме нашивку с именем Райкера.
— Мистер Райкер, в моей группе есть капитан-авиатор. [20]
— Так точно, сэр, — ответил Райкер.
— Я хочу, чтобы вы взяли его в кабину. Пусть получит немного налета этой ночью.
— Сэр, у нас приказ не позволять кому-либо не из нашей роты водить наши машины.
Сейчас ты ему объяснишь, Лен.
— Мистер Райкер, — голос «Сапога-6» стал более гулким, — вы и ваш вертолет приданы мне. Вы в моем подчинении и я требую замены в экипаже на этот полет.
Пока он говорил, то придвинулся к Лену. Его мощная, мускулистая фигура резко контрастировала с райкеровской худобой.
— Я полагаю, что мистер… — он быстро скользнул взглядом по моей нашивке, — …мистер Мейсон должен остаться здесь.
— Не думаю, что это правильно, сэр, — запротестовал Райкер. — Боб должен летать на этом задании со мной.