Это были картины. Самые разные — от портретов до пейзажей, написанные акварелью, маслом, пастелью, мелками. Объединяла всё это разнообразие лишь размашистая подпись в правом нижнем углу. В основном преобладали натюрморты: увядшие цветы в незамысловатой вазе, фарфоровая посуда на одеяле, пара старых кукол, корзина яблок на фоне опавших, по-осеннему ярких листьев.
Мазки в большинстве своём мягкие, краски приглушённые и тёплые. Мишель обвела пальчиком большой, розовато-персиковый бутон на особо понравившейся работе. Выполнена она была маслом, но как-то очень детально и аккуратно, создавая иллюзию фотографии: три тоненькие веточки с тремя огромными, немного увядшими и подсохшими бутонами, маленькими листочками и колючками на стебельках в тонкой, прозрачной вазе. Воровка уже не раз видела подобные цветы, но как они называются, узнать так и не удосужилась. О чём сейчас, кстати, очень жалела.
— И сюда добралась? — внезапно раздался сзади голос чёрного.
Девушка испуганно вздрогнула, не подпрыгнув только потому, что сидела, заполошно оглянулась и угрюмо надулась, взглядом спросив: «А что, нельзя?».
— Да почему, — меланхолично пожал плечам Себастиан, усаживаясь рядом, — можно.
— Ты рисовал? — деланно равнодушно поинтересовалась Мишель, прохладно покосившись на него.
— Угу, был и такой период лет пятнадцать назад, — колдун потянулся к стопке, наугад вынул картину где-то из середины, при этом свалив половину полотен на пол.
Девушка поморщилась, с любопытством заглянула ему в руки. Это был портрет: мужчина, лет пятидесяти, в пальто и шляпе, кажется, на автобусной остановке, позади толпятся размытые женские силуэты, моросит лёгкий дождь. Холодно, как-то уныло и безысходно.
— Кто это? — с любопытством спросила воровка, вытянув шею.
— М? Не помню, скорее всего, простой прохожий, — колдун усмехнулся, пожал плечами, перевёл взгляд на неё. — У меня была затяжная депрессия, я рисовал всё, что видел.
— Видно, — ещё раз скользнула взглядом по картине Мишель, ткнула пальцем в так понравившийся ей натюрморт, привлекая к нему внимание чёрного, — а это что за цветы?
— Розы, цыплёнок, — Себастиан тихо рассмеялся, несколько удивлённо приподнял брови, — неужели никогда не видела роз?
— Видела, — воровка немного смущённо фыркнула, — но какие-то они непохожие.
— Сорт такой, Пол'с Скарлет Клаймбер, в саду растут. Ты должна была мимо них проходить.
— Мне было как-то не до разглядываний, — мрачно буркнула Мишель, пристыжено пряча глаза.
— Ну да темно, холодно и стра-а-ашно, — глумливо протянул Себастиан, усмехаясь.
— А если серьёзно, то они поздние, пара бутонов обычно до конца октября остаётся. Будешь хорошо себя вести, на неделе выгуляю на свежем воздухе.
— Чиха-хуа себе заведи и выгуливай, — воришка оскорблено фыркнула и, заправив за ухо выбившиеся их низкого хвоста пряди, спросила:
— А откуда дырка в заборе?
Этот вопрос с самого начала не давал ей покоя — слишком нелогично это было со стороны довольно предусмотрительного колдуна, «не заметили» она даже не рассматривала.
— М-м… — чёрный провёл подушечкой указательного пальца по губам, хитро улыбнулся, — как-то мне сказали, что мой особняк слишком неприступен.
— И ты решил это исправить? — девушка удивлённо округлила глаза.
— Ну да, было скучно. Для простых людей была сделана дырка в заборе, для одарённых, неважно, природно или искусственно, в охранном контуре. С твоим появление, я, конечно, всё исправил, — поспешно добавил Себастиан, заметив заинтересованный огонёк в синих глазах напротив.
— Ндя, — несколько разочарованно отозвалась Мишель, задумчиво повертела натюрморт с «непохожими» розами в руках. — А почему я прошла без проблем? Ведь дырку в охранному контуре, также как и дырку в заборе сначала нужно было найти. А я…
— Ничего не знаешь, — расслабленно закончил за неё колдун. — Он был отключён. И да, Мишель, — он протянув руку, скользнул большим пальцем по скуле недовольно покосившейся на его ладонь девушки, — никогда больше не режь руки в незнакомом лесу.
— Мы не знали, что ты дома, — досадливо буркнула воровка, отклоняясь.
— Даже если бы и не был, потом бы выследил.
— Да? А медальон? — удивилась Мишель, коснувшись лунного камушка на шее.
— Значительно усложнил бы задачу, но у меня была бы твоя кровь. Так что, не подставляйся более понапрасну, цыплёнок.