— Из вредности? — предположила Мишель.
— Лениво ему видите ли! Лениво! Лениво завести машину и порулить с полчасика, — Яна отставила стакан, откинулась на спинку стула, агрессивно скрестив руки под грудью, — на наши возмущения лишь закатил глаза и предложил прогуляться до города пешком. А затем и вовсе сбежал, запершись в подвале. Стоит сразу сказать, что дом был в заброшенном состоянии: всё пыльное, явно давно немытое, засохший сад, прилежащая территория завалена ещё прошлогодними листьями… только розы цветут, те — большие, чайные. Странно, но красиво, а мы без дела сидеть не привыкли, дом облазили, кое-что почистили, помыли. Себастиан явился только к обеду следующего дня; стоит сказать, что на тот момент ничего, кроме консервов, на кухне не было, и мы уже сутки давились рыбой и тушёнкой, что, как ты понимаешь, настроения не добавляло. Удивлённо хмыкнул на отмытый пол первого этажа и сходу предложил остаться в качестве прислуги. Так и сказал, з-з-араза. Знаешь, — внезапно как-то очень задумчиво потянула Яна, подняв взгляд к потолку, — мы сомневались. Лучшей альтернативы на тот момент не было, а тут крыша над головой и нормальная еда в перспективе. Кое-как подняли его с дивана свозить за продуктами, предварительно стребовав обещание, что насильно держать он нас не будет. Оплатил всё без пререканий, как-то отстранённо, равнодушно, хотя набрали мы много — всякой ерунды в том числе. Ну, а дальше потянулись будни; я осваивала готовку, Лёшка был выпнут в край задолбавшимся Себастианом на курсы вождения. Я не жалею, только… — девушка запнулась, несколько смущённо почесала кончик носа, — хотелось бы таки доучиться, да мир повидать, немного поднадоело в четырёх стенах посреди леса сидеть. Между нами, девушками, — Яна покраснела, отвела глаза, тихо пробормотала: — У меня и отношений-то ещё не было, в мои-то двадцать три. Думаю ещё поднакопить и отпроситься «погулять» на пару лет. Совсем я этот дом покидать не хочу, он мне роднее, чем отчий. Думаю, Себастиан уступит, я даже замену себе сама подыщу, ты-то, — служанка приподняла уголки губ, глянула из-под полуопущенных ресниц, — убираться не станешь.
Мишель прищурилась, передёрнула плечами, ухмыльнулась:
— Ещё этого не хватало.
Яна разом погрустнела, как-то разом обмякла, виновато отвела глаза:
— Ты… прости.
Воровка удивлённо приподняла брови, нахмурилась:
— За что?
— Я ведь видела… — Яна запнулась, тяжело вздохнула, — что ты здесь… не совсем добровольно. И не решилась помочь… я… Себастиан…
— Расслабься, — поморщившись, посоветовала Мишель, — оно того не стоит. У тебя бы всё равно ничего не получилось бы, рассказывать я об этом не буду, но скажу, что всё сложилось не так уж и плохо.
— Тогда что-то случилось, да? — всё также виновато, но уже более твёрдо предположила Яна, подняв на воровку серьёзный взгляд. — В ту ночь, когда нас втроём выпнули из дома. Что-то не очень хорошее, я видела следы ещё четырёх разных протекторов, здесь был кто-то… — Яна на пару секунд задумалась, — кроме тех двоих, которых мы уже застали.
— Тех двоих? — с лёгким интересом переспросила Мишель.
— Ага, — девушка кивнула, поморщилась, — жуткий тип с шикарной косищей и избалованная язва. Они были уже здесь; первый — один раз, ещё семь лет назад, они с хозяином тогда на целый день в библиотеке заперлись, кажется, даже ругались (но вышли, в любом случае, оба вполне довольные), на ночь он останавливаться не стал, сразу уехал… но глазищами зыркнул, жуть. Второй каждый год приезжает и остаётся до тех пор, пока Себастиан не выпнет, а это, между прочем, от пары дней до месяца. Бр-р, — Яну передёрнуло, — мерзость, впервые испытываю столь дикое желание приласкать кого-то кирпичом.