Даниэла поняла, что сейчас произойдет, за мгновение до того, как это случилось. Героиню романа Реже тоже таким образом заставили доказывать свою любовь и преданность. Причем это унижение было первым из многих.
Она невольно вскрикнула, почувствовав, как его раскаленный член входит в нее. Казалось, он вырос вчетверо против своих обычных размеров. Инстинктивно она выгнула спину, предоставив таким образом свои ягодицы в его полное распоряжение.
Ощущение было такое, словно ее оседлал жеребец. Ничего приятного в этом не было. Унижение и липкий ужас мгновенно очистили ее сознание от паров опиума. Сладкая мелодия Моцарта казалась издевкой.
Она вспомнила эпизод из романа, который только что читала. Бедная О! Ее возлюбленный первым овладел ею именно таким способом, а потом и его друзья. А предварительно они отстегали ее кнутом. И кольцо с инициалами ее возлюбленного засунули в нижние губы.
Но бедная О терпела ради любви. Лантин, конечно, недаром ей эту книжку подсунул. Это чтоб каким-то образом ее подготовить к тому, что он собирался с ней сделать. И сам акт замыслен как этап своеобразной школы мужества.
Но Лантин, видно, не внимательно читал. Он упустил в истории самое главное. Героиню спрашивали на каждом этапе испытаний, согласна ли она перенести его. И на каждом этапе она давала свое согласие. Пока ее измученная душа не освободила ее от традиционных женских цепей, дав ей безграничную власть над мужчинами.
Лантин же ничего не спрашивал у Даниэлы. Ему не нужно было ее согласие. Из истории О он понял только ее поверхностный смысл: мужчина заставил женщину выполнять его прихоти. Но он не понял, что подчинение женщины - это ее сила, а не слабость. И за свою непонятливость он заплатит.
Таким образом он заставил Даниэлу принять решение.
Она позволит ему достичь своего потного оргазма. Но свое унижение она обратит в победу, как это сделала героиня Реже. В конце концов, она должна быть благодарна Лантину, потому что через его жестокость она стала свободной женщиной, а не представительницей слабого пола, которой могущественные мужчины помогают достичь высот карьеры.
Все еще пыхтя, Лантин вытянул руку и снял цепочку с крюка. Освободил ее покрасневшие запястья от оков, которые, звякнув, упали к ее ногам. Ноги тоже пылали от стыда.
Но он все еще не хотел выходить из нее. Ощущение было такое, что она больна дизентерией: все внутри сводило судорогой. Даниэле хотелось плакать от боли, но она не могла себе позволить этой роскоши. Во всяком случае, при нем.
Он не хотел отпускать ее, но мышцы ног Даниэлы так дрожали, что ему все-таки пришлось это сделать. Он вытащил из нее свой инструмент, будто меч из тела жертвы. Во всяком случае, у Даниэлы было именно такое ощущение. Она прижалась лбом к холодному стеклу шкафа, и оно скоро стало мутным от ее горячего дыхания.
Она была вся мокрая от пота, и в комнате буквально висел запах секса, покачиваясь на волнах музыки Моцарта.
Музыка сопровождала ее, когда она, пошатываясь, шла в ванную. Закрыв за собой дверь, она оперлась о нее спиной и уже не могла сдержаться: ее вырвало прямо на кафельный пол.
Двадцать минут спустя, прибравшись и приняв холодный душ (горячая вода не помогала), Даниэла подошла к шкафчику с медикаментами. Она взглянула на себя в зеркальце, укрепленное на дверце, и, преисполнившись отвращения к себе, открыла дверцу, чтобы только не видеть своей физиономии.
Прошло несколько минут, прежде чем ее взгляд прояснился, и она увидела, на что смотрит. Пузырек со снотворным.
Прихватив его с собой, она вернулась в спальню и высыпала все таблетки в бутылку со старкой, которую Лантин всегда держал на столике возле кровати. Все двадцать штук.
Как завороженная, она смотрела, как таблетки медленно растворяются в алкоголе. Скоро от них и следа не осталось. Бутылка была заполнена меньше чем наполовину. Даниэла прикинула, какая концентрация у нее получилась. Примерно такая, какую люди делают, когда хотят отравиться. Почти.
Было так больно сидеть на жестком обеденном стуле, когда они ужинали, что Даниэла кусала губу, чтобы не расплакаться. Лантин этого не замечал, а, может быть, и замечал, но воздерживался от комментариев. Он с ней разговаривал, будто ничего такого не произошло.
Ложась спать, он, по привычке, плеснул в стакан немного старки и выпил. В кромешной тьме Даниэла ждала, когда лекарство подействует. Ощущать его рядом с собой было так страшно и так противно, что у нее мурашки на теле высыпали. Это было все равно, что лежать в кровати рядом с медведем или с гиеной, которые, хоть и достаточно одомашнены, но могут в любой момент шарахнуть лапой.
Наконец она не выдержала.
- Юрий? - позвала она. Потом немного погромче: - Юрий?
Ответа не последовало.
Она повернулась к нему. Он лежал на спине и в темноте его профиль четко вырисовывался на фоне стены. Дьявол! - подумала она, вздрогнув.
Сжав кулак, она ткнула его под ребра. Потом ударила с оттяжкой по лицу. Никакой реакции.
Тогда она перелезла через его неподвижное тело и стащила его с кровати. Времени до рассвета не так уж много, - подумала она. - Надо спешить.
Схватив его под мышки, она потащила его через комнату, кряхтя от напряжения. Его ноги волочились по ковру, добавляя веса, пока она не догадалась положить его на пол и, скатав ковер, выдернуть его из-под него.
По полированному паркету тащить стало легче. Медленно двигались они по коридору по направлению к кухне. Даниэла слышала тиканье больших часов в гостиной. Жаркое дыхание вырывалось у нее из открытого рта. Из-за наклонного положения живот снова свело судорогой.
На кухне она открыла дверцу духовки и пустила газ. Подтащив Лантина к плите, сунула его головой в духовку. Зажав рот и нос рукой, повернула газовый кран до отказа.
У нее ушло пятнадцать мучительных минут, чтобы одеться, вломиться в ящик стола, где он держал свой архив, удалить все следы своего присутствия в его доме, включая отпечатки пальцев. К этому времени газ так заполнил помещение, что она почувствовала, что у нее начинаются галлюцинации.
В скольких войнах он участвовал? В войне с Чан Кайши, в войне с капитализмом, в войне с неправильными коммунистами. Но самая трудная война это война с самим собой.