Когда старик не ответил, он, по-видимому, повторил свой вопрос, уже более нетерпеливо. Тогда старик заговорил. Джейк не мог слышать, что он говорит, но он видел реакцию, которую произвели его слова на Ничирена.
- Лян та мадэ! - прошептал потрясенный Джейк. - Мой отец - Источник Ничирена!
Когда Чжилинь повернулся к нему, Джейк увидел выражение лица Ничирена, а вернее, полное отсутствие всякого выражения. Пустота. И тогда он одним прыжком выскочил из укрытия и бросился через лужайку к веранде. Блисс крикнула что-то ему вслед, но он не услышал ее предостережения. Он видел только выражение лица Ничирена. Точно такое выражение, которое он видел на его лице, когда они стояли друг против друга в Доме Паломника в Токио. Джейк его запомнил, потому что оно предшествовало взрыву.
О чем он спросил у Цуня Три Клятвы? Что ответил старик? Джейк этого не знал. Но он был уверен, что уже опаздывал.
Мгновенно переходя из состояния абсолютной неподвижности к бешеной энергии, Ничирен врезался в Ши Чжилиня, сшибая старика с ног, прежде чем Джейк успел преодолеть три четверти расстояния до веранды.
А дело было так.
- Я хочу знать, кто этот человек, - сказал Ничирен, подходя к Цуню Три Клятвы.
По правде сказать, Цунь Три Клятвы не расслышал с первого раза, что Ничирен сказал. Он смотрел на брата, которого не видел пятьдесят лет. Как часто он представлял себе этот момент. Воссоединение семьи. Его даже дрожь пробирала от сознания важности происходящего.
Невнимание к его словам рассердило Ничирена. Он повторил свой вопрос, и на этот раз Цунь Три Клятвы его услышал. И понял, что отмолчаться нельзя. Однако, подумав, что сейчас не время объяснять Ничирену что это, мол, твой отец, он решил сказать ему лишь часть правды.
- Он твой Источник.
Вот тут-то и появилось на лице Ничирена то отсутствующее выражение, которое заметил Джейк. Прямо как маска театра Но. Цунь Три Клятвы, конечно, не мог знать, что у матери Ничирена хранилась старая, обтрепанная по краям, фотография Чжилиня, которую она увезла с собой в Японию. После ее смерти Ничирен обнаружил ее среди других бумаг матери и, ознакомившись с ее дневником, идентифицировал человека на фотографии.
И вот теперь, десятилетия спустя, Цунь Три Клятвы своим ответом помог ему сделать следующий шаг в идентификации того человека: он не только отец, но и Источник в придачу. Осознание этого ударило его как током, заставив его на мгновение окаменеть.
Я знаю о тебе все, что мне надо знать, - говорил ему Источник.
Гнев и унижение, искалечившие душу его матери, перешли к Ничирену по наследству. Не понимая истоков этих чувств, он привык относить их на счет отца, который бросил на произвол судьбы его мать, бросил его самого. И вот теперь, узнав, что все эти годы он слепо выполнял распоряжения человека, которого ненавидел с детства, он чуть не задохнулся от ярости. Какая низость! Какая подлость!
Красная ярость полыхала в его душе, мешая дышать, мешая связно думать. Ему хотелось бежать отсюда, вернуться в Токио, к Камисаке. Жить своей собственной жизнью. Но этот человек с его непостижимым коварством, каким могут обладать только волшебники, заманил его в свои сети и заставил работать на себя. Грандиозность этого великого обмана потрясла Ничирена до мозга костей. Она его даже напугала. Он почувствовал себя бессильным перед таким дьявольским искусством и понял, что ему никогда не стать самим собой, покуда жив его отец.
Он хотел быть свободным. Свободным от чудовищного психологического груза, с которым он вырос. Свободным от страха. Сейчас он вынужден был признать, что боится этого человека. До сего дня страх был ему практически неведом. И ощущение того, что он трусит, заставило его еще больше ненавидеть человека, вызвавшего в нем это постыдное чувство.
Прекрасное тело Камисаки наложилось в его смятенном сознании на обезображенную плоть матери. Он почувствовал, что внутри него все горит от боли и стыда, как будто это заклеймили его, а не мать.
Да, он тоже был клейменным. Сейчас он понял это с необычайной ясностью. И осознание этого наполнило его душу яростью, будто он вдохнул в легкие целое море огня. Сердце дико колотилось в его груди. Бешенство накрыло его, будто волной жидкого пламени.
Издав нечленораздельный вопль, похожий на звук, с которым рождается страшное стихийное бедствие, Ничирен пронесся мимо Цуня Три Клятвы и, прежде чем присутствующие смогли опомниться, схватил Чжилиня за горло.
- Сейчас ты присоединишься к моей матери. Только такая жертва сможет умилостивить ее искалеченный дух.
Цунь Три Клятвы услышал эти слова и вздрогнул. Но не столько сами слова его испугали, сколько то, как они были произнесены. Человеческое горло не способно производить такие звуки.
Непроизвольно рот Джейка открылся, и откуда-то из самого нутра вырвался клич: киа! - нечеловеческий вопль, исполненный силы и агрессивности, которому его обучил еще Фо Саан. Листья на деревьях вздрогнули от этого крика, а все собравшиеся на веранде просто приросли к месту. Он заставил Ничирена помедлить с выполнением своего намерения как раз на столько времени, сколько была нужно Джейку для того, чтобы преодолеть разделяющие их метры.
Ворвавшись на веранду, он увидел скрюченное тело старика, черты его лица, так похожие на его собственные, колеблющиеся в насыщенном ненавистью воздухе, как колеблется солнечный свет, пробиваясь через мчащиеся тучи. Он ощутил, какой колоссальный заряд внутренней энергии несет в себе Ничирен.
Локоть Джейка обрушился на плечо Ничирена. Проводя этот атеми, он ни о чем не думал, кроме того, чтобы заставить этого бугая выпустить из рук старика. Но когда это произошло, и Джейк сцепился с Ничиреном на отполированных до блеска досках пола веранды, он вдруг почувствовал, что образ Лан, который он носил в себе как постыдную тайну столько лет, теперь освободился из своего заключения.
Возможно, этому способствовало то, что Джейк заставил себя рассказать об этом эпизоде Блисс, но только, коснувшись тела Ничирена, он почувствовал, что наконец-то может полностью очиститься от яда, который отравлял его более трех лет. С тех пор, как он явился свидетелем смерти дочери на реке Сумчун.