Теперь Чжилинь преобразовал это место в военную зону, чтобы его не затоптали толпы туристов, по мере того, как Китай все шире и шире будет приоткрывать дверь для Запада. Он, прихрамывая, поднимался на холм а встречные солдаты и офицеры отдавали ему честь. Он терпеть не мог металлическую платину, которую доктора заставляли его носить на правой ноге, но без нее боль вообще парализовала мышцы.
На своей загородной вилле он каждый день упорно работал над собой в бассейне, занимался специальными изометрическими упражнениями. Через день к нему приходил известный специалист по массажу, а раз в неделю - по иглоукалыванию.
Ничто из этого, Чжилинь знал, не способно вылечить его тяжелое заболевание, связанное с перерождением тканей, да и в его возрасте (он приближался к восьмидесятишестилетию) это не имело особого значения. Его главной заботой было облегчить боли, и с эти данные процедуры справлялись весьма удовлетворительным образом.
Чжилинь подставил лицо летнему ветерку. Вокруг него простирались рисовые поля, радуя глаз свежей зеленью и тем смягчая его боль. Его взгляд упал на позолоченную солнцем крышу здания, расположенного за полем. Это был один из корпусов университета Циньхуа. еще одна причина, по которой Чжилинь любил бывать здесь.
Здесь он общался не только с природой, но и с молодыми людьми, цветами жизни. Он не уставал твердить своим коллегам-министрам, что молодежь - это будущее
Китая, его самое ценное достояние. Но те не доверяли молодым, замечая в них лишь то, что они называли "тлетворным влиянием Запада", и ставили на пути их те самые преграды, которые им самим приходилось преодолевать пятьдесят лет назад.
В этом проявлялось не только сопротивление переменам в стране. Чжилинь с грустью видел в подобной ксенофобии проявление страха. Сопротивление можно преодолеть, как вода преодолевает шероховатости горной породы, сглаживая неровности своим течением. Но страх - это нечто совсем другое. По своей природе он является неразумной тупой реакцией на новое, и поэтому труднее поддается эрозии. Страх исподволь влезает в самую структуру явлений, делая их закостеневшими.
Но и это не особенно смущало Чжилиня. Если поток своим течением не может сточить преграду на своем пути, он меняет русло, оставляя эту преграду печься на безжалостном солнце. Лишившись прикрытия воды, она в конце концов начнет трескаться и разрушаться от смены температур, от дождей и ветра. Вот такую судьбу готовил Чжилинь своим врагам, которые были весьма многочисленны и могущественны. Пожалуй, вместе они представляли собой огромную силу. Как циклы веков, они, казалось, обновляются, становясь более хитрыми и ловкими.
Дважды за последние пять лет его пытались сместить. Первый раз из него пытались сделать козла отпущения и выставить на всеобщее поругание, как и Банду Четырех до него. Когда это не удалось, на следующий год та же самая группировка министров (ЦУН) пыталась выпихнуть его на пенсию под предлогом преклонного возраста и болезни.
Эта попытка, как и первая, провалилась, и двое наиболее активных членов этой ЦУН один за другим погибли от несчастных случаев. Официальное расследование правительственной комиссии признало, что это именно так и было. Возможно, оставшиеся в живых члены ЦУН думали иначе, поскольку с этого времени Чжилинь не встречал с их стороны противодействия. В результате этого проникновение в жизнь Китая элементов Западной рыночной экономики началось и шло более или менее гладко до последнего времени.
Примерно шесть недель назад из одного из своих многочисленных информационных источников он узнал, что некий подающий надежды молодой человек - по китайским понятиям, конечно, молодой, ибо ему было 52 года, - недавно назначенный директором Научного и Технологического Института, работающего на национальную оборону, встречался с членами ЦУН. Молодого человека звали У Айпин, и Чжилинь знал, что у него есть "рука" в центральных партийных органах и в Министрестве обороны. Последнее явствовало из того факта, что сразу же после назначения У Айпина в этот институт начали перекачиваться колоссальные средства. Конечно, для нового Китая военная промышленность всегда имела первостепенное значение, но пристальный интерес высшего руководства страны именно к этому институту был явно не случаен. Все это делало У Айпина весьма значительной фигурой, даже более могущественной, чем члены ЦУН, которые, что ни говори, все были министрами. Кстати, этот У Айпин был известен своей отчаянной борьбой против отхода Китая от ортодоксальной марксистско-ленинской идеологии.
Сейчас Чжилинь шел по дорожке через старинное кладбище. Как будто вся история Китая отразилась на :)тих надгробных плитах, которые видели все: смены времен года и династий, завоевания маньчжуров, японцев и иностранцев всех мастей. Все претерпела земля Китая. Ее били и колошматили, ее опустошали бездарные правители, начиная с маньчжуров и кончая современными вояками вроде Чан Кайши и тиранами вроде божественного Мао.
Чжилинь не мог не видеть, что, несмотря на его героические усилия, любимая родина после войны деградировала почти во всех сферах. В последние годы наметились просветы, но деградация угрожала по-прежнему.
Неужели этому не будет конца? - спрашивал он себя.
Духи погребенных справа и слева от него, казалось, наполнили воздух своими жалобными вздохами. Довольно, - шептали они ему в ухо. - Пора положить конец всему этому, иначе Китай просто не выживет в XXI веке.
На глазах Чжилиня были слезы, когда он дошел до перекрестка и свернул направо. Прямо за поворотом стоял Вофози, храм Спящего Будды, один из самых древних в округе. Он был построен в эпоху Тан, а в 1321 году один из правителей династии Юань приказал отлить новую статую Будды, израсходовав на это 500 000 фунтов меди, хотя в храме была уже превосходная статуя из сандалового дерева. Семь тысяч рабочих были привлечены, но отливка получилась у них только со второй попытки, а вся работа заняла десять лет.
Продолжая культурные традиции, Чжилинь открыл в долго пустовавшей пристройке к храму современную Школу Лесного Хозяйства, оставив храм в его первозданном виде.
Войдя внутрь, он соприкоснулся с миром покоя и гармонии. Поскольку двери не было, птицы и мелкая живность чувствовали себя здесь как дома. Птичий пересвист звучал под стропилами, будто рождаясь из потоков солнечного света, вливающегося сквозь узкие окна.
Есть немало других мест, куда Чжилинь мог придти, чтобы спокойно поразмышлять о высоком, но нигде он не чувствовал с такой отчетливостью присутствие Будды как здесь.
И какими бледными и надуманными казались ему коммунистические доктрины в присутствии великих, универсальных законов, естественно вытекающих из самой сути жизни!
С некоторым трудом он опустился на один из двух складных стульев, стоявших по обе стороны от каменного стола, на котором была разложена доска для вэй ци Черные и белые шашки были уже введены в игру. Чжилинь окинул взглядом знакомую конфигурацию, в которой они были расставлены, продолжая думать о своем.
Сговор У Айпина с враждебной ЦУН совпал по времени с началом заключительной стадии Гонконговской операции Чжилиня. Это не предвещало ничего хорошего. Чжилинь был слишком стар, чтобы верить в случайные совпадения, во всяком случае, такого масштаба. Хотя операция проводилась в условиях полной секретности, но утке далеко не первый год. Так что было бы глупо верить, что никакой утечки информации, даже крошечной, за все это время не произошло.
Чжилинь снова обратился к доске для вэй ци. расчерченной, как и положено, девятнадцатью вертикальными и девятнадцатью горизонтальными линиями. Шашки представляли собой маленькие овальные раковины с удивительно приятной, шелковистой на ощупь поверхностью. Ему всегда доставляло огромное удовольствие ощущать их подушечками большого и указательного пальцев, когда он держал очередную шашку, обдумывая ход. Черные и белые, они были выстроены в боевые порядки, и каждая стояла на одном из 361 пересечений, называемых лю.
В этом сложном переплетении маршрутов, сильных и слабых линий и территорий, на которых сталкивались, отходили и наступали две противоборствующие силы, организованные определенным образом внутри себя, Чжилинь видел модель реального мира.
Почувствовав какое-то движение у входа в храм, он поднял глаза и увидел силуэт человека, четко очерченный на фоне вливающегося в храм солнечного света. Хотя деталей фигуры увидеть было невозможно, но Чжилинь разглядел кряжистое тело этого человека, слегка комично выглядевшее в плохо подогнанном, помятом костюме.