У Айпин побелел от гнева.
- Я не могу слушать эту белиберду! - крикнул он. - Все это ложь и...
- Замолчите! - рявкнул премьер. Он любил время от времени повысить голос, который обычно был мягким и приятным. Он весь подался вперед, налегая облаченной в гимнастерку грудью на дубовую крышку стола. - Как вы смеете уличать кого бы то ни было во лжи! Вы, сам погрязший во лжи и махинациях! Да у меня здесь, под рукой, целая папка документов, уличающая вас и членов вашей ЦУН в растрате огромных сумм из министерских фондов!
- Товарищ премьер, я вам все объясню! - вскричал У Айпин с отчаянием в голосе. - Это никакая ни растрата! Просто я занял эти деньги у своего собственного министерства, чтобы внедриться в гонконгскую фирму "Тихоокеанский союз пяти звезд".
- Про этот ваш "союз" мне тоже известно из этих документов, - заявил премьер, хлопнув рукой по папке. Он произнес эти слова таким тоном, что кровь застыла в жилах У Айпина. - Это не какие-то там домыслы, а подлинные документы, представленные Ши Чжилинем и Чжан Хуа. Они убедительно доказывают ваше тайное сотрудничество с фирмой "Тихоокеанский союз пяти звезд", возглавляемой неким сэром Джоном Блустоуном, о котором у нас есть неопровержимые данные, что он является резидентом КГБ в Гонконге.
- Этого не может быть! - заверещал У Айпин пронзительным голосом. - Этот гвай-ло агент Чжилиня, а не Советов! Я это докажу!
- Не удастся, товарищ У! - ледяным тоном осадил его премьер. - А вот эти документы доказывают, что вы и члены вашей группы по уши увязли в контролируемой! Советами западной фирме, переведя на ее счет двенадцать миллионов долларов государственных денег. Надеюсь, этого вы не посмеете отрицать?
- Нет, но...
- Как вы не посмеете отрицать, что, нанося удары по Ши Чжилиню, вы стремились расширить ваше влияние в правительстве, чтобы добиться радикального поворота в его политике.
- При всем уважении, я протестую...
- Вы расскажете этому трибуналу все без утайки или будете отвечать за последствия по всей строгости закона!
- Моя преданность Родине вне сомнений! Я протестую...
- Не смейте говорить о Родине! Я лишаю вас всех привилегий как члена правительства и заключаю под стражу. Суд решит вашу дальнейшую судьбу.
- Это чудовищное недоразумение, товарищ премьер! Вы попались в ловушку, расставленную прожженным интриганом!
- Чуть-чуть не попался, товарищ У. Чуть-чуть. Но, благодаря бдительности товарища Ши и товарища Чжана, вы сами в нее угодили!
В этот момент Чжан Хуа, который во время этой перепалки дрожал сильнее обычного, вдруг охнул и, оттолкнув поддерживающую его руку Чжилиня, тяжело упал на пол лицом вниз.
- О, Будда! - выдохнул Чжилинь. Превозмогая пронзающую его боль, он опустился на колени перед распростертым помощником.
- Чжан Хуа! - восклицал он. - Чжан Хуа!
Премьер дал знал охранникам, и двое бросились на помощь министру, а третий побежал за врачом. Не прошло и пяти минут, как личный врач премьера опустился на колени перед лежащим на полу человеком. Проворив пульс, он покачал головою и с великой осторожностью перевернул его на спину. До самого своего смертного часа это мгновение будет стоять в памяти Чжилиня с кристальной четкостью: добрые руки незнакомого доктора осторожно переворачивают Чжан Хуа; неподвижные глаза на пепельно-сером лице, уставившиеся в потолок.
Он понимал, что это судьба, жестокая судьба скосила его помощника в минуту его торжества. Сердце его кричало от боли. Что значит рядом с этой болью победа над ЦУН, одержанная после многих лет борьбы? Жалкая эта победа, раз Чжан Хуа не может разделить ее с ним. Чжан Хуа, человек чести и долга. Человек, поломавший свою жизнь ради Чжилиня.
Именно такую смерть принято называть героической.
Он чувствовал потерю давнего друга с такой остротой, словно потерял ногу. Остаток своей жизни он проживет калекой. Возможно, он и был калекой всю свою жизнь. Со страшной силой нахлынули на него воспоминания не только лет, прожитых бок о бок с этим человеком, но и. мгновения, когда он оттолкнул от себя Афину и Джейка, Шен Ли и мальчика, который стал Ничиреном.
Склонив голову, он застонал от невыносимой муки: сердце, сокращаясь, посылало по всему телу волны боли, как от никогда не заживающей раны.
Судьба, - подумал он. - Жестокая судьба.
Неужели и детей он потеряет так же внезапно, как потерял лучшего друга?
- Боюсь, здесь ничем нельзя помочь, - сказал врач, подтверждая то, что Чжилинь знал и без него. Врач бросил на премьера виноватый взгляд. - Его. сердце просто перестало биться. Скорее всего, инфаркт миокарда. Но окончательный диагноз можно делать только на основании вскрытия...
Премьер дал знак охранникам.
- Уведите отсюда У Айпина, - приказал он. - Меня тошнит от одного его вида.
В полном остолбенении У Айпин позволил себя вывести, не сказав ни слова. Глаза его были совершенно стеклянными.
Затем премьер вышел из-за стола и спустился с помоста. Он оказался совсем маленьким человечком, меньше даже сморщенного, высохшего Чжилиня. Подойдя вплотную к своему министру, который все еще стоял на коленях возле мертвого друга, он нагнулся и помог ему подняться на ноги. - Пойдемте, - тихо сказал он. - Пойдемте со мной.
За их спиной Чжан Хуа положили на носилки и понесли к выходу.
- Велика ваша потеря, друг мой, - сказал он. - Но сознание того, что вы победили, должно хоть немного смягчить ее. Я распорядился выяснить степень вины остальных членов ЦУН. Но что касается Министра обороны и Первого секретаря партии, то на их арест можно хоть сейчас выписывать ордер. Однако с ними надо действовать с оглядкой. Слишком уж велика власть, которую они успели приобрести... Не изучи я все свидетельства, собранные вами и вашими помощниками в министерстве, я бы ни за что не поверил, что эти люди - я имею в виду ЦУН - имеют такую могущественную поддержку.
- К власти их вознесли такие могучие крылья, которые заставляют вспомнить о Боксерском восстании, - заметил Чжилинь.
- Вот именно, - согласился премьер. - Современные ихэтуани. Они спали и видели, чтобы выжить нас и совершить государственный переворот. В этом вы были абсолютно правы. Необходимо было заманить их в ловушку и сорвать с них личины "слуг народа". Опять, уже в который раз, я вам обязан более, чем жизнью: вы спасаете дело моей жизни.
- Я ваша заслонная лошадь, товарищ премьер, - заметил Чжилинь. - Знаете, в старые годы феодалы использовали на охоте лошадь, которая отвлекала опасного зверя на себя? Так что те, кто мечтает вас свалить, имеют во мне непримиримого врага. Они вынуждены расходовать свою энергию на мою ничтожную персону.
- Все дороги в Китае идут в Пекин, но ни одна из них не минует Ши Чжилиня. - Премьер дружески коснулся плеча своего министра. - Так повелось со времен, которые принято называть, мой друг, незапамятными, не так ли? Но, между прочим, китайцы приносят жертвы тоже с незапамятных времен.
- Боюсь, на этот раз цена победы слишком высока.
- Мы сделаем все, что можем, для увековечивания памяти о нем. Он будет похоронен как Герой Революции. Его старший сын...
- Товарищ премьер, прошу вас, не надо церемоний. Пусть мертвые покоятся с миром.
- Ши Чжилинь, страна должна знать.
- Об этом знаем мы, и этого достаточно. Возможно, даже более, чем достаточно.
Сейчас они находились в дальнем углу Тай Хэ Дяня - Зала Высшей Гармонии. Над их головами окна подымались к потолку, как хрустальные мечи.
- Как ваша боль?
Чжилинь пожал плечами. Что он мог сказать? Серый дождь отчаянно стучал в окна, будто желая, чтобы на него обратили, наконец, внимание.
- Только элементарные частицы вечны, - сказал премьер. - Так учил Будда, хотя, возможно, он и не употреблял этого термина.
- Что делать Будде в современном Китае?