Д'Артаньяна среди них не было — когда стальное кольцо уже стало замыкаться, кто-то из незнакомых гвардейцев резко потянул его за локоть и весело крикнул в ухо:
— Не мешкайте, д'Артаньян, ваше место не там!
Гасконец отошел в сторону, спокойно убирая шпагу в ножны. Кое-кто косился на него со страхом.
— Оружие на пол! — взревел капитан де Кавуа, потрясая шпагой. — Все, какое только найдется! Живо, живо, мои прекрасные господа! Все оружие на пол, иначе, клянусь богом, я скомандую залп!
Его лицо, яростное и решительное, подкрепляло угрозу. Уже через какой-то миг по мраморному полу зазвенели брошенные шпаги, а кое-где глухо стучали пистолеты. Люди торопливо стаскивали через голову перевязи, мешая друг другу, поторапливая соседей:
— Живей, что вы копаетесь? Они же начнут стрелять!
Д'Артаньян видел, как герцог с принцем, поддавшись общей панической суете, содрали с себя перевязи не хуже прочих и отбросили шпаги подальше. На лице красавчика Гастона уже не было другого выражения, кроме откровенного страха. Принц, правда, держался чуточку спокойнее, он сверкал глазами исподлобья и громко скрипел зубами, но со шпагой расстался столь же проворно, прекрасно помня, должно быть, разницу меж отвагой оправданной и бессмысленной. Любой человек с мало-мальским опытом вооруженных стычек мог бы очень быстро понять, что у застигнутых врасплох заговорщиков не было ни единого шанса, — как водится: страх и внезапность превратили орду убийц в скопище разобщенных трусов, где каждый был сам по себе и чувствовал себя невероятно одиноким. А потому заботился в первую очередь о сохранении своей жизни, единственной и неповторимой…
А противостояло им не менее шестидесяти гвардейцев, спаянных в единое целое волей своего капитана и готовых по первому знаку устроить резню, которую долго помнила бы и обсуждала вся Европа…
И тогда появился настоящий кардинал (Рошфор, так и не успевший снять маскарадную сутану, стоял со шпагой наголо). Ришелье, не в красной кардинальской мантии, а в одежде для верховой езды и высоких ботфортах, вышел из почтительно распахнутой перед ним двери — совершенно спокойный на вид, чуточку мрачноватый, но от этого ледяного спокойствия несло плахой и железом. Твердо ставя ноги, он подошел к цепочке гвардейцев и какое-то время разглядывал замершую толпу разоблаченных заговорщиков. Под взглядом холодных светло-серых глаз одна за другой опускались головы, фигуры волшебным образом приобретали покорность и смирение, даже стонавшие раненые умолкли и постарались стать ниже ростом, опасаясь, что им будет уделено особое внимание. Как видел д'Артаньян, герцог с принцем не стали исключением — они напоминали жалких воришек, пойманных в бакалейной лавке разгневанным хозяином.
Ришелье посреди наступившей тишины произнес бесстрастно, не так уж громко:
— Любопытно бы знать, господа гости, почему вы все поголовно принимаете такое обхождение с вами, как должное? Следовало бы ожидать, что хоть одна живая душа возмутится самодурством хозяина, обошедшегося с гостями столь неучтиво, вопреки всем традициям… Или вы справедливо полагаете, что с вами именно так и следует поступать?
— Ваше высокопреосвященство! — раздался чей-то отчаянный вопль. — Меня заставили! Я не хотел!
Кричавший попытался пробиться через шеренгу молчаливых гвардейцев, но ближайшие к нему шпаги грозно придвинулись, и он, отпрянув, упал на колени, отчаянно вопя:
— Монсеньёр, господин кардинал! Меня заставили, я хотел сообщить вам все о заговоре, всех назвать, всех до единого! Я просто не успел, так быстро все произошло… Можете не сомневаться, я бы непременно всех выдал! Я не успел, не успел!
Стоявший совсем близко к нему принц Конде брезгливо поджал губы:
— Барон, черт бы вас побрал… Умейте проигрывать с достоинством, встаньте, наконец…
— Хорошо вам говорить! — совсем уж истерически завопил ползавший на коленях человек. — Вы-то королевской крови… Монсеньёр, сжальтесь, отделите меня от них! Я просто-напросто не успел выдать вам все!
— Проводите этих господ в приготовленное для них место, — с тем же ледяным спокойствием распорядился Ришелье. — Всех. Сделайте исключение только для господина герцога Анжуйского, с которым я намерен побеседовать…
Несомненно, тот план, в детали которого д'Артаньяна не посвятили из-за того, что это ему было совершенно не нужно, был проработан до мельчайших подробностей, и каждый охотник прекрасно знал свое место и свою роль в этой облаве. Гвардейцы вмиг рассекли толпу на несколько кучек, как обученные пастушеские псы поступают с отарой овец — д'Артаньян насмотрелся такого у себя в Беарне, — и, окружив перепуганных злодеев, погнали к выходу, подгоняя рукоятями шпаг, в том числе и принца Конде.