– Осторожно, он дикий, – закричал торговец.
– Прекрасно, – прошептал Филипп, гладя рукой морду коня, которую тот норовил убрать подальше, – мы с тобой одинаковые. Итак, Малыш, ты мне станешь другом?
Филипп вскочил в седло. Жеребец бил копытом землю, но никаких попыток сбросить Филиппа не предпринимал. Словно он понял, что говорил Филипп.
– Итак, что вы решили? – спросил д'Антраг. – Лошадь вам не поможет. Примите совет, сдавайтесь!
– Сожалею, сударь, но как-нибудь в следующий раз, – ответил с усмешкой Филипп, а затем, нагнувшись к шее коня, прошептал:
– Ну что, мой друг, ты готов бросить вызов стихии?
– Взять его, – раздался приказ д'Антрага.
Филипп намотал на руку уздечку и тронул коня. Жеребец подошел к противоположным перилам. Филипп развернул его и со всей силы пришпорил.
– Вперёд, Малыш! Вперёд!
Перед самым носом гвардейцев чёрный жеребец рванулся и через несколько мгновений, перемахнув через перила, полетел с моста в Сену.
Единый вздох ужаса вырвался у окружающих. Перила моста в одно мгновение буквально облепили сотни людей. Сюда прибежали и Мирианда с Коринетом. Все, все смотрели на большие круги, которые расходились в том месте, где всадник и конь ушли под воду. Одно мгновение, другое… Показалась чёрная грива жеребца, который, громко фыркая, поплыл по течению в сторону Лувра. А ещё через мгновение показалась голова Филиппа. Он обхватил шею жеребца руками. Жеребец понёс его по течению. Зрители приветствовали его появление возбуждёнными криками, полными радости, гвардейцы – проклятиями.
– Клянусь честью, – пробормотал д'Антраг, – я предпочту иметь такого врага, как де Миран, чем такого друга, как Лануа. К тому же, он во многом прав. И мне самому не по душе союз с Англией.
Странно, но, упустив преступника, маркиз выглядел совершенно довольным. И со стороны могло показаться, что он умышленно бездействовал, дав преступнику сбежать.
Мирианда Мендос, охваченная радостью, обняла Коринета.
– Что вы делаете? – поразился Коринет.
– Вы поедете со мной, – схватив его за руку, она потащила Коринета к карете.
Мирианда находилась в том лихорадочном возбуждении, которое обычно бывает с людьми обречёнными, потерявшими надежду и вновь, волею желания господа или просто счастливому стечению обстоятельств, обретшим не только её, но и нестерпимое желание жить, наслаждаться каждым мгновением жизни. О, жизнь, как ты изменчива. Отбирая надежду, ты возвращаешь её вместе с острым чувством беспредельного счастья. Кто же осмелится винить бедняжку за то, что весь путь до дворца она не умолкала ни на мгновение, восторгаясь человеком, которого она любила всё больше и больше. Она не умолкая твердила о его храбрости, отваге, о уме и многих других достоинствах, при этом часто повторяясь. Дело дошло до того, что Коринет, который сам был безумно рад счастливому спасению Филиппа, не выдержал её словообилия и, дождавшись удобного случая, выскользнул из кареты. Впрочем, он и не собирался отправляться во дворец. Он подчинился Мирианде единственно из соображения собственной безопасности. Карета с принцессами крови служила отличным прикрытием, в случае если его заметили. Странно, что Коринет подумал о себе только после того, как уверился, что Филипп в безопасности. Находясь на мосту, он даже не подумал о том, что его могут схватить. Как бы то ни было, Мирианда, поглощённая собственным разговором, ибо Мария Анжуйская лишь улыбалась, слушая её нескончаемую речь, так и не заметила, что Коринет покинул карету во время одной из остановки. Что, несомненно, доказывает, насколько сильно её занимали мысли о произошедших событиях. Она не переставала говорить даже тогда, когда они сошли с кареты. Когда они направились в свои покои, где их уже ждал обеспокоенный герцог Барский.
Едва увидев кузена, Мирианда бросилась к нему и, взяв за руки, закружила по комнате. Из её губ беспрестанно лился счастливый смех. Наконец она отпустила руки ошарашенного кузена и, покружившись по комнате, упала на широкую кровать, раскинув руки. Она замолкла, видимо, погрузившись в свои грёзы.
– Слава богу, – подумала Мария. Увидев, что брат собирается заговорить с Мириандой, она стала изображать недвусмысленные знаки, означающие, чтобы он этого не делал. Но поведение кузины настолько заинтриговало герцога, что он не обратил внимания на предупреждения сестры и спросил Мирианду о причине столь возбуждённого состояния.
– О, кузен, – Мирианда вскочила с постели и снова взяла его за руки, а её глаза при этом, впрочем, как и весь облик, излучали счастье, – вы не представляете, что произошло. Я увидела его, я увидела Санито, я видела, как он убегал… правда, он едва не попал под колёса нашей кареты, но это мелочи по сравнению с тем, что произошло потом. Представляете, он в одиночку сражался с шестью гвардейцами. Он сумел победить в этой схватке. Но за ним бросился вдогонку целый полк гвардейцев. Я была свидетельницей тому. Они его окружили на мосту. Он стоял один с гордо поднятой головой. Бесстрашный и красивый. Враги предложили ему сдаться, но он презрительно отверг это предложение. Мы все считали, что он сошёл с ума. Я мысленно молила господа внушить моему Санито сдаться. Сражаться против целого полка – означало верную смерть. Но нет, мой Санито не сдался. Он не стал сражаться. Он, словно древнегреческий герой, бросился в воды Сены с моста, верхом на чёрном коне. За ним следили сотни людей, и все как один были на его стороне, потому что схватка была слишком неравной. Все бросились на мост. Я, охваченная тревожным чувством, облокотилась о поручни и смотрела на расплывающиеся круги над водой. Я надеялась, надеялась… о, кузен, – Мирианда отпустила его руки и закружилась по комнате, заливаясь счастливым смехом, – вы не представляете, что я испытала, когда на поверхности показалась голова моего Санито. Когда он обхватил шею своего коня, который понёс его по реке. Это было непередаваемо. Люди приветствовали его, словно он не был простым дворянином, а являлся принцем, героем… боже, боже, боже, боже… я знала, я чувствовала сердцем, что он необыкновенен, не похож на остальных. Он обладает всеми качествами, он чудовищно красив, он безумно отважен и…
– Он убийца, – прервал её герцог Барский немного резковатым голосом.
Мирианда, остановившись, в смятении смотрела на кузена.
– Что вы говорите, кузен? Санито не таков, он…
– Убийца, – ещё раз твёрдо повторил герцог, – мне жаль, кузина, говорить вам эти слова. Санито и мне нравился, однако его поведение вызывает, мягко говоря, неприязнь. Убийство гвардейцев ещё можно понять и оправдать, но убийство беззащитного горожанина, – герцог осуждающе покачал головой, – это поступок отвратительный и характеризует его как весьма мрачную личность, у которой нет ни сердца, ни жалости. Вспомните, кузина, как он отверг ваши чувства, вспомните, какое у него было лицо, когда он сражался в Марселе, вспомните и вырвите свои чувства из сердца. После того, что произошло, ни её величество, ни я никогда не позволим даже приблизиться к вам этому человеку.
– Кузен, – бледнея, прошептала Мирианда.
– Примите это, кузина, – высокомерно заявил герцог Барский, – примите и не делайте более попыток встретиться с этим человеком. Также я попрошу избавить меня от разговоров на эту тему и вообще не упоминать имя Санито де Мирана в моём присутствии. Этот человек получил клеймо убийцы. И никто, и ничто, что имеет отношение к нашей семье, не должно, даже в малейшей степени, иметь отношение к этому человеку. Надеюсь, вы сделаете правильные выводы.
Герцог Барский вышел из покоев, оставив Мирианду рыдать в объятиях Марии Анжуйской. Как переменчива судьба. Несколько мгновений назад Мирианда была счастлива, а теперь, лишившись последней надежды, она пребывала в глубоком отчаянии, уповая лишь на всемогущего господа, пути которого неведомы ни одному из смертных.
Глава 9
ЕПИСКОП МЕЛЕСТРУА