– Черт побери! – рявкнул д’Артаньян. – Как вы смеете сравнивать!
– Ваша милость, ваша милость! – заторопился хозяин. – Я и не имел такой дерзости, как вы можете думать… Просто к слову пришлось… Так вот, к этой даме слуги обращались «миледи» – хотя я голову готов прозакладывать, да и свое заведение тоже, что она не англичанка, а самая несомненная француженка…
– Да, мне тоже так кажется, – сказал д’Артаньян. – Судя по ее выговору, она француженка.
– Быть может, ваша милость видели ее при королевском дворе? – с самым простодушным видом поинтересовался хозяин.
Д’Артаньян хмуро воззрился на него, готовый при первом подозрении на издевку обрушить на голову хозяина бутылку анжуйского – благо та была уже пуста, – но трактирщик смотрел на него невинным взором непорочного дитяти. Если издевка и наличествовала, то она была запрятана чересчур уж глубоко, и решительные действия были бы опять-таки ущербом для дворянской чести…
После недолгого размышления д’Артаньян, уже готовый было дать волю гасконской фантазии, переменил решение в последний миг.
– Мне еще не приходилось бывать при дворе, – произнес он твердо и решительно. – Как и вообще в Париже. Но могу вас заверить, любезный хозяин, что по прибытии в Париж немного времени пройдет, прежде чем я окажусь при дворе…
Глава вторая
Д’Артаньян обзаводится слугой
– Надо полагать, ваша милость, вам обещали придворную должность? – осведомился трактирщик.
Д’Артаньян вновь задумался, не почествовать ли ему его той самой опустевшей бутылкой, – но вновь натолкнулся на исполненный невинности и крайнего простодушия взгляд, от которого рука поневоле опустилась. Начиная помаленьку закипать – теперь уже не было никаких сомнений, что хозяин харчевни над ним издевается, – он все же удержался от немедленной кары. Ему пришло в голову, что он будет выглядеть смешно, затеяв практически на глазах у неизвестной красавицы миледи ссору с субъектом столь низкого происхождения и рода занятий. Вот если бы выдался случай блеснуть на ее глазах поединком с достойным противником вроде Рошфора…
Смирив гнев, он решил, что лучшим ответом будет подобная же невозмутимость.
– Должности при дворе мне пока что не обещано, любезный хозяин, – произнес он, бессознательно копируя интонации Рошфора. – Но здесь, – он похлопал себя по левой стороне порыжевшей куртки, – лежат два письма, которые, безусловно, помогут не только попасть во дворец, но и сделать карьеру… Доводилось ли вам слышать имя господина де Труавиля?
– Простите?
– Ах да, я и забыл… – спохватился д’Артаньян. – Он давно переменил имя на де Тревиль…
– Капитан королевских мушкетеров?
– Он самый, – ликующе подтвердил д’Артаньян, видя, что трактирщик на сей раз не на шутку ошеломлен. – А приходилось ли вам слышать о господине де Кавуа?
– О капитане гвардейцев кардинала?
– Именно.
– О правой руке великого кардинала?
– Уж будьте уверены, – сказал д’Артаньян победным тоном. – Ну так как же, любезный хозяин? Как по-вашему, способен чего-то добиться человек, располагающий рекомендательными письмами к этим господам, или мне следует оставить честолюбивые планы?
– О, что вы, ваша cветлоcть… – пробормотал хозяин, совершенно уже уничтоженный. – Как же можно оставить… Да я бы на вашем месте считал, что жизнь моя устроена окончательно и бесповоротно…
– Не сочтите за похвальбу, но я имею дерзость именно так и считать, – заявил д’Артаньян победительным тоном истого гасконца.
– И вы имеете к тому все основания, ваша милость… светлость, – залепетал хозяин. – Бога ради, не прогневайтесь, но я задам вам один-разъединственный вопрос… – Он поднялся с расшатанного стула и откровенно присмотрелся к д’Артаньяну в профиль. – Не может ли оказаться так, что вы имеете некоторое отношение к покойному королю Генриху Наваррскому? Неофициальное, я бы выразился, отношение, ну вы понимаете, ваша светлость… Всем нам известно, как бы это поделикатнее выразиться, о склонности покойного короля снисходить до очаровательных дам, почасту и пылко, и о последствиях этих увлечений, материальных, я бы выразился, последствиях…
Д’Артаньян уставился на него во все глаза, не сразу сообразив, что имел в виду трактирщик. Потом ему пришло в голову, что любвеобилие покойного государя и в самом деле вошло в поговорку, а незаконных отпрысков Беарнца разгуливало по Франции достаточно для того, чтобы составить из них роту гвардии.
– Почему вы так решили, милейший? – спросил он с равнодушно-загадочным видом, польщенный в душе.
Трактирщик расплылся в улыбке, крайне довольный своей проницательностью и остротой ума.
– Ну как же, ваша светлость, – сказал он уже увереннее. – Я – человек в годах, и в свое время через мои руки прошло немало монет с изображением покойного короля. Вот, изволите ли видеть, сходство несомненное…
Он двумя пальцами извлек из тесного кармана серебряную монету в полфранка, вытянул руку, так что монета оказалась на значительном удалении от глаз, и взором знатока окинул сначала профиль покойного Беарнца, потом д’Артаньяна. И заключил с уверенностью, свойственной всем заблуждающимся:
– Тот же нос, та же линия подбородка, силуэт…
Д’Артаньян, напустив на себя вид скромный, но вместе с тем величественный, смолчал, сделав тем не менее значительное лицо. Он не спешил объяснять трактирщику, что есть некие черты, свойственные всем без исключения гасконцам, так же как, к примеру, фламандцам или англичанам – очертания носа и подбородка, скажем… В конце-то концов, сам он ни словечком не подтвердил умозаключения трактирщика, так что совесть его, пожалуй что, чиста. Вот если бы он собственной волей произвел себя в самозванные потомки Беарнца…
– Есть вещи, любезный трактирщик, о которых следует помалкивать, – сказал он значительно. – Негоже мне сомневаться в добродетели моей матушки…
– О, я все понимаю, ваша светлость! – заверил трактирщик живо. – Значит, вы изволите держать путь в Париж…
– Да, вот именно. Но я не хотел бы…
– Вы можете быть уверены в моей деликатности, – заверил хозяин. – Я многое повидал в жизни. Ваш скромный вид, ваша, с позволения сказать, лошадь… Что ж, это умно, умно… Никому и в голову не придет, что под личиной такого вот…
– Что вы имеете в виду? – вскинулся д’Артаньян, которому кровь ударила в голову.
– О, не сердитесь, ваша светлость, я лишь хотел сказать, что вы великолепно продумали неприметный облик, когда пустились в путешествие… И все же… Быть может, вам понадобится слуга? Негоже столь благородному дворянину, пусть и путешествующему переодетым, самому заниматься иными недостойными мелочами…
– Слуга? – переспросил д’Артаньян. – А что, вы имеете кого-то на примете?
Предложение хозяина пришлось как нельзя более кстати, ибо прекрасно отвечало его собственным планам. Явиться в Париж в сопровождении слуги означало бы подняться в глазах окружающих, да и в собственных, на некую ступень…
– Имею, ваша светлость, – заторопился хозяин. – У меня тут прижился один расторопный малый, которого я бы вам с превеликой охотой рекомендовал. Право слово, из него выйдет толковый слуга, вот только сейчас у него в жизни определенно наступила полоса неудач…
Он так многозначительно гримасничал, что д’Артаньян, начиная кое-что понимать, осведомился:
– Он вам много уже задолжал?
– Не особенно, но все же… Два экю…
Ощутив некое внутреннее неудобство, но не колеблясь, д’Артаньян решительно вынул из кошелька две монеты и царственным жестом протянул их хозяину:
– Считайте, что он вам более не должен, любезный. Пришлите его ко мне сию минуту.
Его невеликие капиталы таяли, но сейчас были вещи и поважнее тощавшего на глазах кошелька… Хозяин, выскочив за дверь, почти тут же проворно вернулся в сопровождении невысокого малого, одетого горожанином средней руки, с лицом живым и смышленым. На д’Артаньяна он взирал со всем возможным почтением. Тот, надо сказать, представления не имел, как нанимают прислугу. На его памяти в родительском доме такого попросту не случалось, те немногие слуги, что имелись в доме, были взяты на место еще до его рождения и всегда казались д’Артаньяну столь же неотъемлемой принадлежностью захудалого имения, как высохший ров и обветшавшие конюшни. Однако он, не желая ударить в грязь лицом, приосанился, сделал значительное лицо и милостиво спросил: