В ее вопросе не было ни тени насмешки – одна деловитость.
– Вы неисправимы, герцогиня…
– А разве вам этого не хочется, Шарль? – проворковала она невероятно пленительным голосом, словно те мифологические птицы, что совращали мифологического же древнего грека по имени, кажется, Отис Сей, о котором д’Артаньян краем уха слышал. – Бога ради, только не вздумайте возражать. Вы уже самозабвенно насилуете меня глазами… Разве неправда?
– Правда, – сказал он угрюмо. – Ну что поделать, если при виде вас всякий нормальный мужчина испытывает… Даже если он любит другую и удручен… Но в чем тут ваша заслуга? Это все при– рода…
– А какая разница? Ну что, мне прилечь?
– Нет, – сказал он хрипло.
– Вот как? – Она подняла брови, похожие на ласточкины крылья. – А мне-то показалось, что вы пришли каяться, просить прощения и сказать, что вы хотите возобновить прежние отношения…
– Вы только оттого меня впустили, что так думаете?
– Ну почему же, – сказала герцогиня безмятежно. – Мне просто стало интересно. Было время, когда я сгоряча готова была вас убить, но у меня отходчивый характер… И я вовремя опомнилась.
– Вот как? – саркастически усмехнулся д’Артаньян. – Меня дважды пыталась отравить Констанция Бонасье – перед самой моей поездкой в Англию и не далее как сегодня утром. Я полагал, вы к этому приложили руку…
– Я?! Нет, вы действительно в это верите? Милый Шарль, яды – совершенно не в моем стиле. Не люблю эти итальянские штучки. Не стану скрывать, я говорила парочке любовников, что с превеликой охотой принесла бы цветы на вашу могилу… но, говорю вам, вовремя опомнилась!
– Я не шучу. Констанция дважды пыталась меня отравить.
– Серьезно?
– Слово дворянина.
– В таком случае даю вам слово, что это не я… Не мой стиль.
«А ведь я ей, пожалуй, верю, – несколько оторопело подумал д’Артаньян. – Я ее уже немного знаю – насколько мужчина может знать женщину, особенно такую, – и что-то подсказывает: она не врет…»
– Бедненький! Вас, значит, пытались отравить? Наша крошка Констанция иногда бывает ужасно сердитой… Чем вы ей насолили? Может, в постельку с ней лечь отказались? Ну, тогда я ее понимаю… Дворянина, отвергшего любовь красавицы, только травить и следует…
– Я говорю совершенно серьезно, Мари.
– Да я верю, верю! Значит, вы решили, что это я… Фи, какие пошлости! Хорошо еще, что у меня не хватает духу на вас сердиться. У меня есть свои маленькие слабости, Шарль, и одна из них – вы. Знаете, иные коллекционируют старые медали и монеты, еще какую-то рухлядь… Ну, а я коллекционирую любовников. И не просто вульгарных самцов с устрашающими причиндалами и умением ими пользоваться – нет, я чуточку умнее. Я коллекционирую людей незаурядных. А вы в свое время оказали на меня неизгладимое впечатление этой вашей проделкой – выдав себя за другого, не просто поимели вволю бедную доверчивую женщину, но еще и впутались в серьезнейший заговор. Вот только потом повели себя совершеннейшим идиотом… Но я все же не теряю надежды, что вы одумаетесь. И безрассудно было бы в этих условиях своими руками уничтожать один из ценных предметов коллекции… Я ничего подобного Констанции не поручала. Для меня вообще стало новостью, что она умеет пользоваться ядами…
– Кто в таком случае? Королева?
– Не думаю. Опять-таки это не стиль Анны. В конце-то концов… У Констанции могли быть и собственные мотивы, правда?
– Вы с ней спали? – спросил д’Артаньян.
– Фу, как грубо и совершенно по-мужлански… Каюсь, я с ней позволила себе немного позабавиться… Вы ревнуете? – добавила она с надеждой.
– А с королевой у нее не было случаев… немного позабавиться?
– Ну и что, если так? Шарль, вы же нормальный мужчина. Как по-вашему, неужели молодая, темпераментная, здоровая женщина не имеет права позабавиться на стороне, если ее муж совершенно ею пренебрегает? Причем вдобавок даже не изменяет с другими – а просто погряз в самом пошлом целомудрии…
– Теперь многое начинает складываться в ясную картину… – удовлетворенно сказал д’Арта– ньян.
– Что вы имеете в виду?
– Вы знаете, что Констанцию десять лет назад заклеймили в Венеции тамошним клеймом? На плече?
– Господи, откуда? За что?
– За то, что она была любовницей одного знатного отравителя – и вдобавок его прилежной ученицей, участвовавшей в нескольких убийствах? Вы знаете, что она за последние десять лет отравила несколько человек во Франции и Англии – а может, где-нибудь еще – ради заработка? Вы знаете, что она, собственно, не имеет права на фамилию Бонасье, поскольку к моменту брака с галантерейщиком уже была замужем самым законным образом? Но сбежала от мужа, когда ей не удалось отравить и его?
– Боже мой, Шарль, что за напраслину вы возвели на бедную девочку… Неужели вы так настроены против человека только за то, что он из простого народа?
– Кто? – усмехнулся д’Артаньян. – Констанция, она же Камилла? Она из дворян, пусть и захудалых, ее настоящее имя – Камилла де Бейль, а по первому мужу она носит титул графини…
– Шарль, вы меня поражаете!
– И тем не менее, все это – чистая правда.
– Ну и что? Мало ли какие грешки у кого водятся за душой…
– Грешки?
– А вы что – святой отшельник, что так легко осуждаете других? Каким боком вас это касается?
– Я же говорил: она дважды пыталась отравить и меня. А сегодня утром по ее поручению похитили Анну Винтер и увезли в неизвестном направлении…
– Ах, вот оно что! – герцогиня метнула на него сердитый взгляд. – Я-то, дуреха, решила, что вы все осознали, истосковались по моим объятиям и пришли мириться… А вы, оказывается, ищете свою синеглазую куклу?
– Более того, – сказал Д’Артаньян. – Я рассчитываю узнать у вас хоть что-то о Констанции, что мне поможет напасть на след…
Герцогиня надменно сдвинула брови:
– Шарль, вы заходите слишком далеко! Я не из тех, кто благородно помогает осиротевшему кавалеру отыскать свою соперницу. Чтобы вы мяли простыни с ней, а не со мной? Нет уж, благодарю покорно! Если вы пришли только за этим, извольте удалиться. Проваливайте к чертовой матери, проще говоря. Боже, какая наглость! Я ему должна помочь отыскать его любовницу! Что я вам – святая Цецилия?
– И все же мне кажется, что вы поможете… Что-то о Констанции вы все же должны знать: знакомые, привычки, быть может, места, где она может удерживать пленницу…
– Шарль, убирайтесь к черту! Я позову слуг…
Не тронувшись с места, скрестив руки на груди, д’Артаньян преспокойно спросил:
– Послушайте, Мари, а вы не боитесь получить из точеных ручек Констанции яд в вине?
– Я?! С какой стати? Да я для нее была сущей благодетельницей! Я ее щедрейшим образом вознаграждала за постельные забавы! Я ее устроила королевской камеристкой в Лувр! Я ее свела с вельможами, благодаря которым она сколотила недурное состояньице! Наконец, я ее положила в постель к королеве, отчего ей тоже последовали сплошные выгоды…
– То-то и оно! – воскликнул д’Артаньян. – Вот то-то и оно!
И с превеликой радостью увидел на лице герцогини первые, еще смутные, неосознанные подозрения и страхи.
– Что вы хотите сказать?
– Да просто хочу спросить: Мари, неужели вы действительно не понимаете, что больше ей не нужны? Более того, вы ей, по-моему, уже мешаете… Констанция-Камилла, я сам убедился, чертовски умна и невероятно пронырлива. Как по-вашему, она долго будет сносить ситуацию, при которой вы для нее являетесь чем-то вроде хозяина веселого дома?
– Выбирайте выражения!
– О, простите… – раскланялся д’Артаньян. – Но вы ведь уловили суть? Где гарантия, что она втайне не стремится занять при королеве то место, которое пока что занимаете вы? Плевать, простите, что вы – герцогиня, а она – дворяночка из захудалых. Что, никогда так не было, чтобы люди взлетали на самые вершины из грязи? Возьмите Кончини или совсем уж свежий пример – Бекингэма… Ну так как же, Мари? Вы в самом деле не понимаете, что она может уже тяготиться ролью услужающей? Если ей удастся оттереть вас от королевы…