Ночь черным провалом затмила сознание Анны. Проснувшись поутру, в сумраке зимнего угасания природы, она долго не могла понять где находится, и отчего так громко стучит сердце. Прошло несколько минут, прежде, чем она вспомнила о вчерашних похоронах, и горе, затаившееся в тьме ее души снова выплеснулось наружу, заполнив ее до края. Плакать не было сил. Женщина лежала на разобранной кровати, и рыдала о своем утерянном сыне безмоллвно, без единой слезы.
Через некоторое время, она вспомнила и о событиях прошедшей ночи. Теперь, при свете дня, все случившееся не казалось более страшным. И все же, присутствовало в ее сне, что-то странное, болезненно-отвратительное, и это нечто, эта маленькая деталь не давала ей покоя, червем впивалась в сердце.
Что, если…
Отогнав виденья прочь, женщина наконец поднялась с кровати и побрела в туалет.
«Любопытно, — горько усмехнулась она, — как можно посмотреть на себя в зеркало, которое ничего не отражает?..». Мысль эта показалась ей настольно неожиданно веселой, что она не удержалась от мгновенной улыбки.
Через час, она привела себя в порядок настолько, что увидев ее на улице, люди не шарахались бы. Выйти же на улицу было необходимо.
Прежде всего, ей нужно было кое-что выяснить.
Анна подошла к телефону, который в последнее время словно увеличился в размерах, и набрала номер матери.
Несколько мгновений томительной гудящей тишины, щелчок соединения и почти сразу-голос матери, с другой стороны мира.
— Доброе утро, доченька.
То обстоятельство, что мать узнала ее по звонку, не удивило Анну. Она почти всегда узнавала Алешу, когда он звонил ей на мобильный. Ведь и она была матерью…не так давно.
— Доброе утро, мамочка.
Анна замолчала. Вопрос вертелся на языке, занозой сверлил мозг, и все же, она ощущала себя… попросту глупо. На другом конце провода, молчала и мать.
Мама?
Что, Аннушка?
— Э….ты-ы…ты не звонила мне ночью? — совсем не тот вопрос, слова другие…заноза осталась в голове.
— Нет, дочка. Только….мне самой кто-то позвонил часа в четыре утра… Наверное ошиблись.
— А-а…да. Хорошо….хорошо.
— Как ты, Аннушка? — в голосе матери слышалась забота…тревога…и…страх. Неподдельный страх.
— Я….выживу, мама.
Молчание становилось ощутимым. Анна решилась.
— Мам… ты… на похоронах, помнишь?.. Ты сказала…что-то про путы. Про веревки.
— Какие веревки? — в голосе появилось удивление.
— Веревки…которыми. покойника свзязывают. — обезличив своего сына, Анна почувствовала себя немного легче и уверенней, — Ты спрашивала, развязали ли ему…руки и ноги. Помнишь?
— Помню…говорила наверное. Аннушка, к чему это?
— Мама, не спрашивай сейчас. Объясни мне, что ты имела ввиду?
Теперь мать была озадачена. Удивление ее прошло, в голосе снова звучал…несомненно страх.
— Что…что имела?.. Это традиция. Или суеверие…не знаю. Обычно…умершим связывают руки и ноги, пальцы между собою… так…повелось.
— Повелось, — напирала Анна. — Отчего так повелось?
— Я-а….не знаю….-чтоб не… боролся….не ходил. Так говорят.
— А зачем их развязывают?
— Аня! — в голосе матери послышались истерические нотки, — Что ты говоришь такое? Зачем тебе это все?
— Мама, просто ответь на вопрос, — Анна с трудом сдерживалась, не переходила на крик. Зачем развязывать путы?
— Говорят….чтоб легко душа улетела…так, наверное. Чтоб не держало ее ничего, и… и…
(Здесь мы едим)
— Мама, что если покойнику не развязать ноги? Он споткнется? Упадет?
— Кто? — опешила мать.
— Алеша! — закричала Анна в трубку и с силой бросила ее на рычаг. Набросила пальто на плечи и не застегиваясь выскочила из квартиры, слыша за спиной захлебывающийся телефонный звонок.
Анна ворвалась в похоронное бюро «Декор», всем видом своим-растрепанным, всклокоченным напоминая ожившего мертвеца. При виде ее у девушки-секретаря, с лица на мгновение сползла профессиональная маска скорби и участия, уступив место неприкрытому страху. Впрочем, она быстро совладала с собой. Лицо ее при этом с усилием приняло прежнее выражение-несколько мученическое, елейно-скорбное.
— Я слушаю вас, — протянула она низким голосом.
Анна невесело улыбнулась-получилась скорее ухмылка и без приглашения села за темно-бордовый стул, отметив про себя всю нелепую напыщенность интерьера. Перегнувшись через стол, протянула девушке визитку агента.
— Мне нужно поговорить с ним.
— Прошу прощения, — озадаченно пробормотала девушка, — Михаил Юрьевич в настоящий момент отстутствует.
— Чтож, в таком случае, я подожду его.
Девушка удивленно вскинула брови. Помолчав некоторое время, все же вспомнила о своем положении и окинула Анну суровым печальным взглядом.
— Видите ли, Михаила Юрьевича в офисе сегодня не будет. Вы могли бы поговорить о своем… — она картинно помолчала, — …вопросе с кем-нибудь другим… Вы только…
— Я не собираюсь говорить с другим! — закричала Анна более не сдерживаясь. Мне нужен ваш этот хренов Юрьевич!!! Мне нужно знать, ЧТО он сделал с моим сыном!
— С сыном?….что?… — девушка отпрянула от Анны, — Что… сделал?
— Связал ему руки! — не выдержала женщина. События последних дней разом нахлынули на нее. Не было сил более притворяться. Она знала, что Алеше связали руки и, теперь (его едят),теперь…
— Простите, о чем идет речь? — раздалось над ее ухом. Она подняла голову и встретилась взглядом с плотным невысоким мужчиной, с лицом дородным и блеклым. Пухлая рука опустилась ей на плечо.
— Будьте любезны, успокойтесь, — произнес он не меняя интонации, — Мы понимаем ваше горе, поверьте, мы готовы помочь. Я директор агентства, Серин…гхм, Виталий Витальевич. Если вас не затруднит, пройдемте в мой кабинет, уверяю вас мы поможем…
Анна дернула плечом и рука, блеснув перстнем, исчезла. Зло посмотрев прямо в глаза директору, она произнесла:
— Ваш агент не развязал руки моему мальчику. Вы понимаете, о чем я говорю?
— Н-не совсем….-лицо директора утратило стабильность, потекло. Глаза его перебегали от Анны к явно заинтересованной секретарше и обратно, — Я прошу вас, пройдемте…
— Никуда я не пойду, пока вы не ответите мне на вопрос, — процедила Анна. — Вы связываете руки покойникам?
— Простите?.. — судя по голосу, он уже совладал с собой.
— В гробу, покойникам связывают руки и ноги… есть такое поверье. Перед опущением в могилу, путы следует разрезать… В среду, вы хоронили мальчика, Алексея Крелова. Хоронили в закрытом гробу. Я спрашиваю вас-вы разрезали веревки на его руках и ногах?
Она глядела прямо в глаза мужчине, всем телом ощущая как удивление в нем уступает место раздражению, гневу. Чуть наклонив голову, он произнес:
— Простите….не знаю вашего имени… Мы не связываем покойников. Это варварский обычай. Мы следуем ему только по просьбе родственников. В любом случае, все необходимые формальности учитываются. А теперь…
Он сделал попытку отстранится, но Анна вцепилась в лацкан его пиджака мертвой хваткой. Она уже не могла связно говорить, мысли разлетались в стороны. Подвывая, она притянула его к себе:
— В-вы…связали…моего…сына…
Он вырвался, несколько более резко, чем следовало, так, что она разом потеряв опору упала на стул. Поправил пиджак, посмотрел куда-то мимо нее…
— Если вы настаиваете на инспекции, женщина… я имею ввиду инспекции тела, мы окажем вам и эту услугу, — он выделил слово презрительной интонацией, — буде у вас санкция от соответствующих органов. Вскрытие могил, видите ли, особенно по просьбам неуравновешенных родственников, дело…весьма необычное. Всего доброго.
И прежде, чем она смогла сказать хоть слово, он вышел, словно и не было его.