Опасения Затонского оправдались: «Краткий курс истории СССР» оказался не более чем русским историческим нарративом, составленным линейно от Киевской Руси через Московское княжество и империю Романовых к Советскому Союзу. Нерусские народы появлялись в повествовании, только когда того требовали описания развития империи, например территориальные завоевания, колониальные экспансии и крестьянские бунты. Как и подобает истории, сложенной в основном из выбранных из русского национального прошлого событий, русские фамилии доминировали в списке упоминаемых в тексте правителей, ученых, писателей, народных героев и революционеров. Нерусские имена чаще всего возникали, если появлялись вообще, в главах, касающихся нашествий иноземцев и восстаний внутри страны, когда центральная государственная власть находилась в опасности.
Будучи «историей прагматичной» в том смысле, что она с помощью насчитывающей тысячу лет родословной даровала легитимность советскому руководству, нарратив, представленный в учебнике Шестакова, успешно обходил один из наиболее тонких парадоксов, связанных с такой исторической линией: каким образом историческое толкование, столь сильно ориентированное на подчеркивание значимости государственной власти, могло объяснить подъем революционных движений XIX в., подрывающих традиционные государственные устои? Хуже того, каким образом точки зрения в пределах одного нарратива могли меняться на противоположные, каким образом большевистские попытки свергнуть государственный строй могли вызвать одобрение, когда в семи предшествующих главах государственное строительство восхвалялось, а значение крестьянских бунтовщиков от Разина до Пугачева преуменьшалось? Шестаков нашел весьма оригинальное решение в этой непростой ситуации. Заметив, что восстание декабристов 1825 году предоставляет возможность перенаправить внимание от государства к «прогрессивным» общественным силам, Шестаков перешел непосредственно к Пушкину и Гоголю, а затем к Белинскому, Герцену и Чернышевскому [175]. Каждое новое действующее лицо позволяло отойти от положительной характеристики государства и в то же самое время отметить зарождающийся интерес к прогрессивным европейским философам, таким как Маркс и Энгельс. В свою очередь, марксизм с его требованием к пролетарскому авангарду стать ядром настоящего революционного движения объяснял, почему крестьянские бунты XVII-XVIII вв. удостоились лишь мимолетного внимания [176]. В конечном счете, искусный и тонкий сдвиг, вписанный Шестаковым в события 1825 года, совершенным образом сочетался со всем повествованием в целом, позволяя партийной верхушке заявлять об одновременно революционном государственническом происхождении страны.
Выход шестаковского «Краткого курса истории СССР» в сентябре 1937 года стал событием, важность которого трудно переоценить. Учебник получил шумные отзывы в прессе, его провозглашали не иначе как «большой победой на историческом фронте». Считалось, что в нем отсутствуют тенденции к «социологизированию», в плену которых находились советская историческая наука на протяжении последних лет. Учебник приветствовали как «желанный подарок к двадцатилетней годовщине Великой социалистической революции». В рецензиях нарратив описывался исключительно как отличный образец пособия, необходимого для преподавания истории, а также отмечалось, что «это — не от влеченное "рассуждательство” о бесплодных схемах общественно-экономических формаций, а настоящий учебник живой, конкретной истории, с фактами, датами, лицами». Более того, учебник изворотливо превозносился за раскрытие дореволюционной истории всех советских народов, а не только русского народа [177].
Шумиха, сопутствовавшая выходу книги, с самого начала дала ясно понять, что учебнику уготована куда большая роль, нежели обычному учебнику для третьего и четвертого класса. Журнал «Историк-марксист» объявил его образцом для всех будущих исторических изданий [178]. «Большевик» пошел еще дальше, рекомендуя учебник самой широкой аудитории:
«По нему будут учиться не только миллионы детей и молодежи, но и миллионы рабочих и крестьян, сотни тысяч партийных активистов, пропагандистов, агитаторов. "Краткий курс истории СССР" несомненно будет не только школьным учебником, но станет настольной книгой каждого партийного и непартийного большевика, желающего понять прошлое, чтобы ясно разбираться в настоящем и уметь предвидеть будущее. …Пока не появятся более пространные марксистские учебники по истории СССР, он, несомненно, будет основным пособием и для взрослых читателей, учащихся партийных, комсомольских и профсоюзных школ» [179].
В конечном счете, предсказание «Большевика» оказалось недалеко от истины. «Краткий курс истории СССР» стали использовать не только в начальной, но и в средней школе. Красноармейские и партийные курсы также опирались на учебник, к нему обращались и дискуссионные кружки для простых советских граждан [180]. К. Ф. Штеппа, преподававший в Киевском университете в 1930 годы, позднее вспоминал, что до конца 1930-х — начала 1940 годов учебник был единственным пособием по русской истории не только для младших, но и для старших классов школы. «Только с помощью этой маленькой книги, — в словах Штеппы сквозило чувство горечи, — было возможно сориентироваться в требованиях партийной политики к подаче любого исторического вопроса, явления или события» [181].
Получивший высочайшую оценку в преддверии ноябрьских праздников в 1937 году, учебник Шестакова и свойственный ему руссоцентричный этатизм во многом стал выражением сталинского видения истории par excellence. Более того, выход учебника ознаменовал наступление периода, когда партийное руководство начало с большей открытостью выказывать национал-большевистские настроения. Приняв на Красной площади 7 ноября парад в честь двадцатой годовщины революции, партийные руководители переместились в кремлевскую квартиру К. Е. Ворошилова, где Сталин провозгласил тост, в котором кратко обобщил прагматичную историю, идеи которой провозглашал новый учебник:
«Хочу сказать несколько слов, может быть не праздничных. Русские цари сделали много плохого. Они грабили и порабощали народ. Они вели войны и захватывали территории в интересах помещиков. Но они сделали одно хорошее дело сколотили огромное государство — до Камчатки. Мы получили в наследство это государство. И впервые мы, большевики, сплотили и укрепили это государство, как единое неделимое государство, не в интересах помещиков и капиталистов, а в пользу трудящихся, всех народов, составляющих это государство» [182].
Сталинское размывание границы между русской и советской историей выдвигает на первый план кажущуюся противоречивой тенденцию партийных лидеров считать себя одновременно и революционерами, и наследниками Российской империи. Подобные национал-большевистские настроения в сочетании с разочарованием от провала «советского» полезного прошлого, вызванного чистками, привели партийную верхушку к следующему выводу: для многонациональной семьи советских народов наиболее эффективным должен стать исторический нарратив, подчеркивающий особое значение русских, старозаветного государственного патриотизма и обороны страны. Трактовка истории нерусских народов после 1937 года будет все в большей степени сводиться к узкоспециальным монографиям и научным журналам. Новый последовательный национал-большевистский курс благодаря упрощению и популяризации почти полностью заслонил конкурирующие нерусские нарративы [183].
175
Подход Шестакова к проблеме косвенно опирается на Ленина – см.: В. И. Ленин. Памяти Герцена // Сочинения. Т. 15. М., 1937. С. 464-469.
176
Редактируя рукопись Шестакова, Сталин дал обратный ход принятому в 1920 годы возвеличиванию предводителей крестьянских бунтов, Болотникова, Разина, Булавина, Пугачева и Шамиля, заметив, что их сознание не позволяло им вести настоящую марксистскую революционную деятельность. Наркомпросу пришлось приложить немало усилий, чтобы лшочь учителям адаптироваться к новому курсу. Об изменении интерпретации см. с. 19-20, 45, 55, 64, 73, 93-94, 104 и 134 издания учебника, вышедшего в начале осени 1937 года (РГАСПИ 558/11/1584). Что касается смятения в учительских кругах и реакции Наркомпроса, см.: Архив РАН 638/3/333/47-49,65; С. Любошщ. Анекдотические диалоги//Учительская газета. 1938. 7 февраля. С. 3; А. Фохтп. История СССР и политическое воспитание учащихся //Учительская газета. 1938. 23 марта С. 2.
177
Большай победа на историческом фронте//Исторический журнал. 1937. № 8. С. 6.; А. К. Краткий курс истории СССР//Большевик. 1937. № 17. С. 95. В. Лосев. Краткий курс истории СССР//Исторический журнал. 1937. № 9. С. 98.
178
Боевая программа дальнейшего подъема исторической науки // Историк-марксист. 1937. № 3. С.146.
179
А. К. Краткий курс истории СССР. С. 85-86; также Большая победа на историческом фронте. С. 7.
180
РГВА 9/29с/355/18-20; А. Федоров. О подготовке младших политруков//Пропагандист и агитатор РККА. 1938. № 12. С. 9; Программы экстерната за [sic] Военно-политическое училище в 1939 году//Пропагандист и агитатор РККА. 1939. № 15. С. 40; Литература к XX годовщине Красной АрмииУ/Пропаганда и агитация. 1938. № 3. С. 64; РГВА 9/29с/355/15-17; Как рабочие и крестьяне завоевали власть и построили социалистическое общество. М., 1937.
181
Konstantin Shteppa. Russian Historians and the Soviet State . New Brunswick , 1962. P. 128-129.
182
О тосте Сталина см. запись от 7 ноября 1937 года в: Георги Димитров. Дневник (9 марта 1933-6 февраля 1949). София, 1997. С. 128-129. Адъютант Ворошилова Р. П. Хмельницкий также оставил воспоминание Об этом тосте (неправильно датированное 1938 года), согласно которому Сталин заметил: «Старая Россия ныне превращена в СССР, где все народы одинаковы. Страна сильна своим могуществом, армией, промышленностью, сельским хозяйством. Среди равных наций, государств и стран в СССР самая советская, самая революционная — это русская нация». См.: РГАСПИ 558/11/1122/158-159; В. А. Невежин. Застольные речи Сталина: документы и материалы. М., 2003. С. 141-166.
183
Требования подготовить материалы, отражающие историю нерусских народов, стали звучать громче, но то, насколько медленно производился их сбор, ясно показывает, что в этом проекте не было особой заинтересованности. См.: Боевая программа дальнейшего подъема историческрй науки. С 147; Монографии по истории народов ССР // Литературная газета. 1939. 26 июля. С. 6.