В первые дни и недели после 22 июня 1941 года государственные издательства выпустили большое количество печатного материала, который поднимал вопросы советского патриотизма, руководящей роли партии, ситуации на фронте и краха нацистской идеологии, отражая создавшееся критическое положение с помощью аллегорий, черпая материал для них в русском прошлом. Помимо этой открыто пропагандистской литературы приоритетом пользовались также исторические романы и биографии, принадлежавшие перу великих дореволюционных писателей и их советских наследников и способствовавшие подъему национального самосознания. К этому моменту советская литература уже почти четверть века выполняла те или иные политические задачи, однако ее роль после начала войны трудно переоценить. Такие литературные жанры, как исторический роман, помогали людям сориентироваться в трудное время и, переводя испытываемые ими тяготы в иносказательный план, окрашивали их в цвета чести и славы. Не менее эффективны были также прозаические и стихотворные произведения, изображавшие русские пейзажи и типичные «национальные» черты и тем самым вызывавшие у людей чувство гордости, которое было, с одной стороны, глубоко личным, но в то же время достаточно универсальным, объединявшим человека с другими. В. П. Потемкин подчеркнул способность письменного слова пробуждать у читателя патриотические чувства, «неугасимую любовь к своей стране, к русскому языку, к русской литературе. Каждый ее питомец должен знать, за что он любит отчизну, что в ней ему дорого, что он защищает, за что готов, если придется, отдать свою жизнь» [565].
Потемкин далеко не случайно сослался в первую очередь на большой воспитательный потенциал дореволюционной русской литературы, а не литературы советской, шедшей путем социалистического реализма. Общепризнанный авторитет классических произведений и их содержание делали их важнейшими составляющими литературного канона военного времени. Книги Пушкина, Гоголя и Толстого издавались большими тиражами в течение всего этого периода, а такие произведения, как стихотворение Жуковского «Певец во стане русских воинов» или роман Толстого «Война и мир» были краеугольными камнями школьной программы. Читали также «Тараса Бульбу» Гоголя, исполненное драматизма повествование о воинских подвигах казаков, дававшее образцы народного героизма на фронте, и особое внимание обращалось на заключительные строки повести: «Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая бы пересилила русскую силу!» [566]. Эти книги печатались дешевыми массовыми изданиями, отрывки из них включались также в различные антологии вроде той, что была издана в 1942 году под заглавием «Родина: Высказывания русских писателей о Родине» и содержала широкий ассортимент патриотических фрагментов произведений русской литературы, начиная со «Слова о полку Игореве». Среди десятков прославленных имен в антологии фигурируют Ломоносов, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Герцен, Чернышевский, Салтыков-Щедрин, Тургенев и др. [567]. Пренебрежение временными рамками и включение таких авторов, как Карамзин и Достоевский, подтверждают, что при мобилизации писателей на службу отечеству в годы войны партия руководствовалась прагматическими соображениями.
Наряду с массовым интересом к классике повышенным спросом пользовалась историческая литература и биографии, написанные в советскую эпоху. «Нахимов», «Оборона Севастополя» и «Наполеон» Тарле не залеживались на прилавках книжных магазинов, равно как и «Чингиз Хан» и «Батый» В. Яна, «Дмитрий Донской» Бородина, «Багратион» Голубева, «Севастопольская страда» и «Брусиловский прорыв» Сергеева-Ценского. С не меньшей жадностью-набрасывались читатели на такие стихи, как «Родина» А. Суркова или «России» И. Сельвинского [568]. Легко находили своего читателя и более проблемные произведения, вроде романов А. Н. Толстого и В. И. Костылева, в которых реабилитировался Иван Грозный, а также сочиненные наспех биографии знаменитых русских полководцев — «Дмитрий Донской», «Петр Первый» и «А. А. Брусилов» В. Мавродина, «Александр Невский» С. Аннинского, «Михаил Кутузов» В. Кочанова [569].
При всей популярности этого жанра, многие из перечисленных произведений отличались низким художественным уровнем и имели скорее утилитарное назначение, так как выполняли «социальный заказ». Иначе говоря, некоторые из них были написаны «под диктовку» партии; писатели обращались к подобному творчеству, руководствуясь самыми разными побуждениями — патриотическими чувствами, желанием угодить властям или стремлением избежать преследования с их стороны, от которого творческая интеллигенция немало пострадала в 1930 годы. Наглядным примером может служить история создания второго и третьего томов трилогии В. Г. Янчевецкого, печатавшегося под псевдонимом В. Ян. Начатые еще до войны, они были продолжением опубликованного в 1938 году романа «Чингиз Хан» и концентрировались на эпохе так называемого «татаро-монгольского ига». Второй том, «Батый», был посвящен монгольскому правителю XIII века и сопротивлению русских его попыткам завоевать их земли, в то время как в последнем томе трилогии, первоначально названном «Золотая орда», описывалась полулегендарное противостояние Батыя и Александра Невского [570].
О том, что эти книги можно рассматривать как «социальный заказ», свидетельствует решение Янчевецкого, несмотря на успех «Чингиз Хана», проконсультироваться со Щербаковым в апреле 1940 года относительно завершения романа «Батый» и начала работы над третьим томом. Как пишет сын Янчевецкого, писатель встретился с партийным руководителем для того, чтобы обсудить образ Александра Невского, «героя будущей книги, как русского патриота и дипломата дальнего прицела, планы которого выполнил только правнук — Дмитрий Донской» [571]. Мотивы сопротивления, стойкости и самоотверженности, которыми был проникнут роман, были восприняты Щербаковым с одобрением и затронули глубокие струны в сердцах читателей по опубликовании произведения. В начале 1943 года генерал-майор П. Г. Тюхов записал в своем дневнике:
«Сегодня дочитал роман Яна "Батый". Замечательный роман, вскрывающий далекое прошлое нашей Родины (1238 г.). Да, сколько страданий, сколько жертв перенесла наша страна, казалось, совсем умирала, однако, несмотря ни на что, она воскрешала, чем внушала и внушает любовь к себе и нашим героям-предкам. Зная прошлое, всегда будешь иметь веру в будущее. За что страдала и страдает наша страна от внешних врагов? За то, что она — хороша. Гибнут русские люди, но никогда не погибнет русский бессмертный народ и Россия» [572].
Лишь об одной из всех других прочитанных им книг П. Тюхов писал так же обстоятельно — о биографии Суворова, опубликованной Осипом Куперманом в 1942 году под псевдонимом К. Осипов, Эта популярная версия написанной еще до войны книги о фельдмаршале XVIII века пользовалась довольно большим успехом у читателей [573]. Подробно излагая свое отношение к этой биографии, Тюхов подчеркнул, что она может оказаться очень поучительной для его товарищей-офицеров [574]. Оценка, данная Тюховым, примечательна в свете того факта, что поручение написать книгу именно такого характера дал Куперману не кто иной, как сам Сталин. По завершению биографии Куперман сообщил генеральному секретарю в 1942 году, что он сократил первый вариант книги в соответствии с полученными указаниями и приспособил ее к восприятию военнослужащими среднего офицерского состава, упростив все, что можно, кроме описания Семилетней войны с Пруссией «ввиду актуальности этого вопроса». О биографии в целом он писал: «Я старался придать ей характер военно-учебной, и вместе с тем пропагандистской книги. Одновременно я старался сделать изложение живым и ясным по форме». Горя желанием увидеть своего «Суворова» опубликованным, Куперман вновь и вновь подчеркивал в своем письме «неразрывную связь темы книги с современностью» [575].
565
В. Я. Потемкин. Доклад о работе школы//Сборник материалов Всероссийских и республиканских совещаний по народному образованию. Якутск, 1944. С. 8.
566
В. А. Жуковский. Певец во стане русских воинов. М., 1943; HP 59/а/5/34; Maurice. Friedberg. Russian Classics in Soviet Jackets. New York , 1962. P. 118-124; ГАРФ 5462/31/36/44; С. M Петров. О преподавании литературы в дни Отечественной войны//В помощь учителю: Методические указания о преподавании общеобразовательных предметов в дни Отечественной войны. Вып. 1. Саранск, 1942. С. 18-19, 22-28. Привлечение персонажей «Тараса Бульбы» в качестве образца русской воинской доблести примечательно с точки зрения довольно неопределенной этнической принадлежности казаков.
568
Е. В. Тарле. Нахимов. М., 1942; Е. В. Горле. Наполеон. М., 1940; С. Голубев. Багратион. М., 1944; С. И. Сергеев-Ценский. Брусиловский прорыв: Исторический роман: В 2 т. М., 1943-1944; А. Сурков. Родина; Россиян/Избранные стихи. М., 1947. С. 137-141; Писатели в Отечественной войне, 1941-1945 гг.: Письма читателей/Под ред. П. Е. Шамеса. М., 1946. С. 104; И. Сельвинский. России//Октябрь. 1942. Ш 8. С. 81-82; Письма с фронта (1941-1945). Краснодар, 1983; ЦАОДМ 4/39/26/8-10, 35-57.
569
А. Н. Толстой. Иван Грозный//Октябрь. 1943. № 11-12. С. 5-70; В. Костылев. Иван Грозный (Москва в походе)//Октябрь. 1942. На 5-6, 7, 8. С. 20-80, 35-93, 25-80; В. Мавродин. Петр Первый. М., 1941; Мавродин В. Брусилов. Л., 1941; Издание массовой политической литературы в Ленинграде // Коммунист. 1942. 28 августа. С. 1.; Г. Д. Бурдей Историк и война, 1941-1945. Саратов, 1991. С. 107-108.
570
В. Ян. Нашествие Батыя. М., 1941; В. Ян Батый. М., 1941. Болезнь воспрепятствовала планам Янчевецкого опубликовать третий том в 1949 году. Отрывок из него, посвященный Александру Невскому, появился в печати под заглавием «Юность полководца», а весь роман в сокращенном виде был опубликован посмертно в 1955 году и носил название «К последнему морю». По некоторым сообщениям Сталин выдвинул в 1941 году романы «Чингиз Хан» Яна и «Дмитрий Донской» Бородина на соискание Сталинской премии за значительность поднятой авторами темы. См.: К. Симонов. Глазами человека моего поколения: Размышления о И.В. Сталине. М., 1988. С. 161.
572
Запись от 12 февраля 1943 года в: «Никогда не погибнет русский народ и Россия»: Дневник генерал-майора П. Г. Тюхова, 1941-1944 гг.//Исторический архив. 2000. № 2. С. 90. Письма аналогичного содержания, адресованные писателю, приводятся в книге: Янчевецкий. Писатель-историк В. Ян. С. 136-137,162-163.