Начав урок с традиционного обращения к советским образам, Щелокова затем напомнила ученикам стихотворение, в котором автор размышляет об истории русского общества:
«Учитель: Сережа, я прошу Вас вспомнить стихотворение [И. С] Никитина, которым начинается четвертая глава книги "Родная речь".
Ученик: Это стихотворение называется "Русь".
Учитель: Объясните мне это слово.
Ученик: Так называлась раньше наша страна.
Учитель: Вася, а к чему писатель призывает нас в этом стихотворении? Прочтите эти строчки, заключительные строчки.
Ученик: Уж и есть за что, Русь могучая, полюбить тебя, назвать матерью, стать за честь твою против недруга, за тебя в нужде сложить голову!»
Очевидно, Щелоковой было трудно преподнести ученикам «советский» материал, не ссылаясь на привычные руссоцентристские образы. Это подтверждается, когда она переходит к упражнению на ту же тему. Развернув перед учениками три плаката, она объявляет: «Дети! А вот как товарищ Сталин говорит о русском народе!» На плакате и в самом деле запечатлены слова, произнесенные Сталиным в 1945 году в его знаменитом тосте в честь русского народа. Ученики сначала читают слова молча про себя, затем хором повторяют их: «Русский народ является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза. Русский народ в этой войне… явился руководящей силой среди всех народов нашей страны. У него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение!» После этого Щелокова задает ученикам ряд вопросов по поводу сталинского панегирика, чтобы он лучше запомнился им:
«Учитель: Что же сказал товарищ Сталин о нации русского народа? Какая это нация?
Ученик: Русский народ является наиболее выдающейся нацией из всех наций.
Учитель: А какова была роль русского народа в Отечественной войне?
Ученик: В Отечественной войне он был руководящей силой.
Учитель: Что товарищ Сталин сказал о его уме и характере?
Ученик: У него ясный ум, стойкий характер и терпение.
Учитель: Наша Родина, наша могучая Родина-Русь объединила все народы, живущие с нами, объединила в одно могучее, непобедимое Советское государство».
В конце урока учительница вернулась к патриотической идее, заключенной в слове «союз», встречающемся в новом гимне:
«Учитель: Укажите литературным примером сплоченность народов нашего Союза. Поищите примеры в карточках, которые расположены у вас на партах.
Ученик: Я русский человек, сын своего народа,
Я с гордостью гляжу на Родину свою.
В годину бед она всегда бывала
Единой, несгибаемой, стальной.
Навстречу битвам Русь моя вставала
Одной дружиной, грозною стеной.
Учитель: Да, так и было с давних лет.
Ученик: Пошел на битву
Истафил Мамедов,
Азербайджанец,
Внук богатырей [740].
Учитель: Когда это было?
Ученик: В Великую Отечественную войну.
Учитель: Узбек Москву родную защищает,
Украинец к победе устремлен,
Казах в бою грузину помогает.
Такой народ не будет побежден! [741]
Конспект этого урока дает хорошее представление о школьном образовании в послевоенные годы. Изучение советской символики было на уроке поверхностным. О народах Востока говорилось лишь как о наследниках древних традиций («внук богатырей»), лояльных советской власти и преданно защищающих своих колонизаторов. Только русские национальные образы получают более сложное, трехмерное отображение.
Помимо прославления русского народа, центральное место в преподавании истории занимали рассказы о выдающихся деятелях дореволюционного прошлого, хотя это в период «ждановщины» совсем не поощрялось. Происходило это из-за того, что материалов, посвященных различным Невским и Донским, было заметно больше – по крайней мере, в конце 1940-х годов, — чем материалов о новом поколении Гастелло, Космодемьянских и других героев последней войны [742]. Когда учительница г. Серпухова З. В. Королькова написала на классной доске название темы — «Из прошлого нашей Родины» — и предложила ученикам высказаться по ней, класс стал перечислять такие имена, как Иван Сусанин и полководец Суворов. Тот факт, что никто из учеников не назвал героев недавнего прошлого — Ленина, Ворошилова, Жукова — по-видимому, не смутил учительницу, и она использовала рассказы о Сусанине и Суворове, чтобы проиллюстрировать свой основной тезис: «Никогда врагам не бывать хозяевами на русской земле. Не раз и не два встречала наша Родина врага и каждый раз с победой выходила». После этого, чтобы проверить знания учеников, она написала на доске «1612», и один из них тут же сказал, что «в этом году русский народ изгнал поляков из Москвы» [743].
Урок, проведенный Корольковой, показывает, что даже после того, как Великая Отечественная война стала доминирующим советским мифом, современная международная обстановка по-прежнему трактовалась по аналогии с событиями 1612 года, в которых фигурировали полумифологические образы Сусаниных, Мининых, Пожарских, неизменный русский народ и хищные полчища поляков и шведов. В учебных материалах, популярных романах, кинофильмах и даже операх период «Смутного времени» рассматривался во всем Советском Союзе примерно так, как это сделала ученица четвертого класса горьковской средней школы Филиппова. Когда ее попросили рассказать о междуцарствии в XVII веке, она «кратко охарактеризовала борьбу русского народа с польскими захватчиками, назвала дату, рассказывала о патриотическом подвиге Сусанина» и закончила ответ строфой из стихотворения К. Ф. Рылеева: «Предателя мнили найти вы во мне,/Их нет и не будет на русской земле./В ней каждый отчизну с младенчества любит/И душу изменой свою не погубит» [744].
Точно так же, как до войны и во время нее, в послевоенные годы исторический нарратив (по крайней мере, до середины XIX века) базировался на достижениях вьщающихся личностей дореволюционного прошлого. Их образы вновь и вновь воскрешались в школьных классах, чтобы подкрепить аргументацию, проиллюстрировать учительские выводы и подсказать ученикам наводящие на размышление аналогии [745]. Учительница Лямина в г. Богунаевск под Красноярском излагала тему изгнания польских и шведских интервентов из Москвы в 1612 году с привлечением материалов о победе Александра Невского над шведскими и немецкими захватчиками в XIII веке [746]. Еще более удивительно, что рассказ о героях революции и Гражданской войны, когда по программе настал их черед тоже строился на ассоциациях с событиями далекого прошлого. Учащиеся Московской области «сопоставляют героизм Ворошилова с героизмом Тараса Бульбы, погибшего на костре, и заканчивают свое изложение словами из повести Гоголя: "Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая пересилила бы русскую силу?"» [747] Очевидно, целью такого тенденциозного прочтения Гоголя могло быть лишь насыщение современного советского мифа о Ворошилове авторитетом и легитимностью «классического» представления отдаленного прошлого.
Но в пантеоне национальных героев обитали не только полководцы и революционеры. В связи с постановлением ЦК, призывающим к повсеместной популяризации научных достижений [748] и в продолжение пропагандистской работы, начатой еще в конце 1930-х годов, множество дореволюционных ученых — как и художников, писателей, композиторов — были возведены на русифицированный советский Олимп. Характерен для этой тенденции отчет о 1948-1949 учебном годе по Московской области, в котором отмечается ознакомление учеников одной из школ Подольска с достижениями Ломоносова. Учительница Борисова не только «глубоко и интересно охарактеризовала образ гениального русского ученого, пламенного патриота, борца за величие и благосостояние Родины, за национальную русскую науку», но и «подчеркнула борьбу Ломоносова с иностранцами — немецкими профессорами» [749]. Хорошо известно, что официальная пропаганда второй половины 1940-х годов, стремясь подчеркнуть величие успехов, достигнутых Россией, забывала о всякой скромности и соблюдении приличий. Согласно этой версии, М. В. Ломоносов заложил основы всей современной науки, Л. И. Ползунов создал первый паровой двигатель, А. С. Попов изобрел радио, А. Ф. Можайский построил первый аэроплан, а П. Н. Яблочков с А. Н. Лодыгиным создали первую электрическую лампочку. Если раньше отсталость России в некоторых областях культуры и науки признавалась, то теперь официально утверждалось, что на самом деле русские всегда были впереди всего человечества, а отставание во внедрении этих изобретений — следствие злостного обскурантизма царского режима [750].
741
Стихи В. Гусева. Конспект проведенного Щелоковой урока см в: РГАСПИ 17/132/192/141-142, 155.
745
А И. Стражев. Проблема сопоставления прошлого с современностью в школьном курсе истории// Преподавание истории в школе. 1948. № 2. С. 25-37.
748
Об организации научно-просветительской пропаганды//КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 4. М., 1971. С 121-123.
749
ЦАОДМ 3/82/84/17-31, особ. 30. Вероятно, подобные замечания были отголоском шумных разногласии, возникших после войны в нескольких научных дисциплинах — см.: Werner Hahn Postwar Soviet Politics: The Fall of Zhdanov and the Defeat of Moderation. Ithaca . 1982. P. 70-84; Jeffrey Brooks. «Thank You, Comrade Stalin»: Soviet Public Culture from Revolution to Cold War. Princeton, 2000. P. 97-100, 212-214.
750
Рассказы о русском первенстве/Под ред. В. Орлова. М., 1950; Вотан. О воспитании советского патриотизма. С. 54-55.