Направляющая рука партии наводила порядок не только на полках библиотек, в программах радиопередач, на театральных сценах и киноэкранах, но и на стендах советских музеев. Так, весной 1946 года в Эрмитаже с большой помпой была вновь открыта выставка «Военное прошлое русского народа», а несколько месяцев спустя — экспозиция «История русской культуры» [843]. Аналогичные выставки проводились и в столице. В августе 1947 года газета «Вечерняя Москва» опубликовала фотографию группы посетителей Третьяковской галереи перед двумя самыми известными картинами Васнецова — «Богатыри» и «Царь Иван Васильевич Грозный» [844]. Некий Радюк оставил запись в книге отзывов галереи: «Вы входите в залы Третьяковской галереи, и вас сразу приковывает та внутренняя сила, которая пробуждается мгновенно при легком взгляде, глядя на исторические алмазы-картины великих художников». Заканчивался отзыв словами Пушкина: «И вы говорите "здесь русский дух, здесь Русью пахнет"». Такие же впечатления остались спустя несколько месяцев у студентов Института международных отношений: «Ясным и взволнованным языком т. Разумовская рассказала нам о национальном искусстве художников-передвижников: Перова, Крамского, Васнецова, Репина и др., о национальном русском быте, то грустном, то веселом, то с напряженно-задумчивым колоритом, через который все-таки победоносно сквозит удаль и богатырская сила народная. Мы с увлечением смотрели и пейзажи, любуясь прелестью русской природы, нежной, с богатыми переливами оттенков» [845]. Через некоторое время в музее имени Пушкина проводилась выставка русского графического искусства [846]. В Ленинграде, Воронеже и Астапово открылись новые мемориальные музеи, связанные с именами Н. А. Некрасова, И. С. Никитина и Л. Н. Толстого. На одной из главных магистралей Ленинграда был возведен памятник Н. Г. Чернышевскому [847]. К 110-й годовщине со дня смерти Пушкина в начале 1947 года была стахановскими темпами восстановлена разрушенная во время бомбежки мемориальная квартира поэта на Мойке [848]. Такой же ударной была работа по подготовке Москвы к празднованию ее 800-летия в сентябре 1947 года [849].
Музеи, как и кинематограф, вели в конце 1940-х – начале 1950 годов активную популяризаторскую работу, в том числе по изданию множества различных руководств для учителей и прочих педагогических пособий [850]. Издавались специальные брошюры для посетителей разных возрастов, в которых указывалось, как именно надо понимать то, что в музеях выставлено. Примером может служить путеводитель к экспозиции XVI века, выпущенный Историческим музеем и начинающийся с цитаты о сильной государственной власти из приветствия Москве, произнесенного Сталиным в 1947 году [851]. Как показывают многочисленные свидетельства, эти старания не пропадали даром и находили отклик в сердцах советских граждан. Инспектор Московского отдела народного образования А. Н. Хмелев докладывал в 1947-1948 учебном году, что внеклассная педагогическая работа в городских школах не отличается разнообразием, но по крайней мере культпоходы в музеи проводятся регулярно. Заслуга в этом, по мнению Хмелева, принадлежала прежде всего самим музеям, которые широко пропагандировали свои экспозиции и охотно принимали школьников. Особенно больших успехов в популяризации культурного наследия достигли Государственный исторический музей, Музей изобразительных искусств им. Пушкина и Музей искусства народов Востока [852]. Подтверждением высказанного Хмелевым мнения, что посещение музеев имеет большое педагогическое значение, служит запись в дневнике школьницы Т. П. Мазур, отметившей культпоход в Исторический музей как знаменательное событие в скучной череде школьных будней [853].
В послевоенные годы усилиями массовой культуры русскоговорящее население было всесторонне охвачено пропагандой национал-большевизма. Издательства, театры, кинематограф, радио, музеи и выставки проповедовали верность советскому государству, применяя популистские методы, заключавшиеся в обращении к русскому прошлому и руссоцентристской трактовке последней войны. Хотя «партийность» и культ личности Сталина в послевоенный период были, несомненно, частью советской массовой культуры, ее национал-большевистский уклон был ключевым средством партийной пропаганды. Опираясь на авторитет классики, национал-большевизм начиная с середины 1930-х годов использовал в своих интересах популярные образы и символы русской истории, стараясь сделать этот материал как можно более доступным для широких масс.
После 1945 года национал-большевизм стал вести пропаганду по двум новым направлениям. Во-первых, распространялся руссоцентристский миф о войне — то есть, представление о том, что русский народ внес основной вклад в победу над нацистской Германией. Во вторых, в 1944 году зародилось, а с наступлением «ждановщины» в 1946 году набрало силу стремление принизить участие других народов в жизни государства. Эти два фактора резко усилили позиции национал-большевизма в советской культуре. Как отмечалось в Главе 11, военная тема позволила сделать советскую пропаганду более разнообразной и придать более активный, воинственный характер наметившейся в 1937 году линии на возвеличивание строителей государства прошлых веков. В следующей главе книги рассматривается, как повлияла пропаганда 1937-1947 годов на менталитет советских граждан.
Глава 14
Воздействие идеологии на массы в последнее десятилетие сталинского режима
При известии о капитуляции нацистской Германии в мае 1945 года одна работница московского Завода имени Фрунзе по фамилии Воронкова воскликнула: «Душа переполнена радостью. Я горда тем, что я русская, что мы работаем под руководством великого Сталина» [854]. Рабочий ортопедической фабрики Москвитин выразил свое отношение к победе примерно такими же словами: «В разгроме гитлеровской Германии, в спасении народов Европы от фашистской чумы сыграл великую историческую роль русский народ. Теперь, после войны, русский народ во главе с великим Сталиным идет в авангарде борьбы за организацию прочного и длительного мира» [855]. Победа заставила советских людей вспомнить и историю, о чем свидетельствует хотя бы высказывание, приписываемое стахановцу Бухарову с Машиностроительного завода имени Орджоникидзе, в котором он использовал метафору, встречавшуюся в одной из пьес, популярных во время войны: «Германские человекоубийцы несут теперь ответственность за свои злодеяния. Берлин третий раз отдает ключи от города нашим русским войскам» [856].
Картина общественного мнения в 1945 году, вырисовывающаяся на основе донесений осведомителей, говорит о том, что национал-большевистская пропаганда военного времени способствовала формированию у русских людей чувства национальной идентичности. Аналогичные сведения, полученные в 1950-1951 годы из самых разных источников — начиная с информационных сводок ответственных органов и кончая частными письмами, дневниками, воспоминаниями и интервью, — показывают, что, в отличие от середины 1930-х годов, к концу 1940-х уже очень многие могли внятно сформулировать свое понимание того, что значит быть представителем русского народа. Люди говорили о своей принадлежности к русской нации либо цветистым языком метафор («дружина русских воинов»), либо иносказательно — с помощью полумифических героических образов (Иван Сусанин), либо авторитетным тоном официального выступления («самая выдающаяся нация»). Так
843
Новые отделы Эрмитажа//Правда. 1946. 13 октября. С. 2; История русской культуры: Новый отдел в Эрмитаже//Правда. 1946. 22 декабря. С. 4; Героическое военное прошлое русского народа [Путеводитель по выставке в Гос. Эрмитаже]. М., 1953; Выставка материалов по истории русской культуры XVIII века: Путеводитель. Л., 1949.
847
Восстановлен музей И. Никитина // Литературная газета. 1946. 18 мая. С. 1; Музей Н. А. Некрасова//Литературная газета. 1946. 16 ноября. С. 4; Музей Л. Н. Толстого в Астапове //Литературная газета. 1946. 23 ноября. С. 4; Открытие памятника Н. Г. Чернышевскому в Ленинграде // Литературная газета. 1947. 8 февраля. С. 3.
848
Памяти А. С. Пушкина // Литературная газета. 1947. 8 февраля. С. 4; Памяти великого поэта//Вечерняя Москва. 1947. 31 января. С. 3; Последняя квартира А. С. Пушкина. С. 4; Дом, где жил Пушкин//Литературная газета. 1946.18 мая. С. 1.
849
К 800-летю Москвы//Литературная газета. 1947. 1 февраля. С 4; Выставки, посвященные истории Москвы//Правда. 1947. 19.июля. С. 2; Художественная выставка к 800-летию Москвы//Правда. 1947. 31 июля. С. 2; В музее истории и реконструкции Москвы//Правда. 1947. 10 августа. С. 4; А. Шабанов. В музее истории и реконструкции Москвы//Правда. 1947. 26 августа. С. 2.
850
ЦАОДМ 4/39/201/94-95, 102-103; Г. З. Конференция учителей истории г. Москвы // Преподавание истории в школе. 1947. № 1. С. 72; Начальная школа: Настольная книга учителя/Под ред. М. А. Мельникова. М., 1950. С. 164; Е. Н. Мельникова. Народное образование в СССР. М., 1952. С. 22.
851
Государственный исторический музей: Путеводитель по залу «Образование Русского государства». М., 1951. С. 3; Галерея Петра I [Путеводитель по выставке в Гос. Эрмитаже]. Л., 1949.
853
ОР ГТГ 8.ІІ/12, 27; запись от 3 ноября 1948 года в: Дневник Т. П. Мазур — ЦДНА 314/1/23/36.
855
ЦАОДМ 4/39/88/767. Бригадир Бикодер, работавший на московском Заводе № 10, выразился по поводу вступления войск Красной Армии в Берлин еще более воинственно: «Сто лет Германия будет помнить, что с русскими шутить нельзя». Аналогичные чувства высказал котельный машинист завода «Борец» Носков — см.: ЦАОДМ 4/39/88/74, 37-38.
856
ЦАОДМ 4/39/88/73-74. Студенты также проводили параллель между вступлением русских войск в Берлин во время Семилетней войны и взятием Берлина в 1945 году; см.: ГАРФ 2306/70/3252/46. О пьесе «Ключи от Берлина» см. гл. 9, прим. 43.