– Сейчас будет мост Систо, а потом Виа Джулия, – прокомментировал Борис.
– Неплохо звучит, улица Джулии.
– Да. Это был папа Юлий второй.
– Папа? Ой, а так романтично звучало. Лучше бы ты мне этого не говорил, – засмеялась Анна. Мы перешли мост и вышли на улицу из затертых временем фасадов, арок и темного плюща, придавшего своей бородой средневековой архитектуре еще более древний вид.
Улица была коротка, красивое не могло длиться вечно, она венчалась фонтаном. Анна подошла к массивной мраморной купели и набрала воду в ладони:
– Холодная.
– Вода?
– Вода. А что еще может быть?
– Раньше во время праздников в фонтан пускали вино.
– А я-то думаю – почему мужик на меня так вопиюще смотрит, – плеснула Анна водой в мраморное бородатое лицо.
– Не бойся, это маска, фонтан так и называется – «Маскероне».
– Я поняла. Выпил – маску снял.
– А ниже фонтана, видишь – это античная ванна, из какой-то римской бани.
– Если ты не торопишься, покажу тебе еще фонтан «Черепахи», – не дожидаясь ответа, повел Борис Анну через короткий проулок.
– Я же на отдыхе.
– Это того стоит. Вот где самая романтика.
Мы прошли какую-то площадь, потом еще одну небольшую улочку и вышли к дворцу с фонтаном. Черепашки действительно впечатляли.
– Какие очаровательные, – сказала Анна. – Хочется покормить.
– Да и юноши тоже ничего.
– А черепашки – прямо символ туриста, влюбленного в Рим, – подошли мы совсем близко к земноводным.
– Да, иногда туристы так зачарованы, что начинаешь спотыкаться.
– А что ты хотел? По Риму хочется ходить долго и медленно.
Норма
– Ты помнишь, что он сказал? «Теперь я могу уйти из политики, после того, как меня поздравили таким ласковым голосом».
– Если бы я постоянно не слушала твои записи, мне кажется, Гершвина я теперь выучила наизусть. Если бы не ты, никогда бы мне так не петь.
– Мне показалось, что между вами что-то есть. Но не это я хотела сказать. По твоему голосу я поняла, что ты влюблена по уши.
– В кого?
– Не волнуйся, я не про Гершвина.
– Элла!!
– Я поняла. Как ты себя чувствуешь?
– По-разному. Черное и белое, – передразнила Норма Эллу и засмеялась. – Все зависит от звонка. После черной пятницы наступила белая суббота. Черное и белое, так и живем. Радость и печаль, любовь и ненависть, восторг и разочарование. Жизнь – вечный пешеходный переход. Одни – туда, другие – обратно. Все ждут звонка, – снова повторила Норма.
– Прямо как у меня, пока ты не позвонила хозяину Мокамбо.
– Элла!
– Я не только об этом звонке. Без него мне никогда не петь в Мокамбо. Так и скиталась бы по задворкам блюза.
– Ох уж эти расовые предрассудки.
– Черное и белое, – снова рассмеялась трубка. – Ну так да или нет?
– Элла! Мне кажется, сейчас вся Америка навострила уши. Лучше расскажи, как там дела в Мокамбо? Все хорошо?
– Концерты почти каждый вечер. Спасибо тебе, Норма. Я твоя должница.
– Перестань.
– Я же искренне.
– Искренне перестань. Иначе мне придется вместо соку выпить шампанского. А я сегодня с утра хотела бросить пить.
– Решила завязать совсем?
– Со всеми, со всем… – в задумчивости превратила наречие в местоимение Норма. – Именно эта мысль давно не дает мне покоя. Но не думаю, что мне удастся. Я не настолько способная.
Норма покинула балкон и зашла в дом. Скинула халат, оголив тело, до зубов вооруженное красотой. Монро вообще никогда не носила нижнего белья и даже не покупала его, хотя напоказ этого не выставляла.
«А ты сдала, детка, будто приняла душ времени».
Вдруг ей надоело быть Мэрилин, хотя это была ее норма жизни, но в этот день даже Нормой ей быть не хотелось.
Она надела парик на голову, которая гудела от выпитого, и стала Зельдой, никому не нужной Зельдой Зорк. У Зельды голова не болела. Подошла к зеркалу. Зеркало не поверило ей и узнало. Норма приподняла руками грудь, втянула живот и поправила платье. Потом вспомнила, что она Зельда и сбросила все настройки.
Когда она хотела побродить в толпе, выйти в народ, откуда она когда-то вошла, для того, чтобы оставаться неузнанной, она надевала парик брюнетки, превращалась в Зельду и становилась абсолютно другой.
Перед выходом она еще раз вышла на балкон и допила коктейль.
Анна мягко потянула на себя курок и капсула с лошадиной дозой барбитурата упала в бокал, оставленный Нормой на балконном столике. Скоро она вернется, чтобы пригубить его и себя.
Неожиданно для Анны, на балкон вышла какая-то брюнетка и одним залпом прикончила коктейль. «Неужели опять все насмарку? Как мне это уже надоело. Первым же рейсом в Рим. Надо отдохнуть», – уже выходила из здания напротив Анна. Она даже не оглянулась на дома на Фифт Хелена Драйв. Села в припаркованную машину и укатила прочь. «Все дороги ведут в Рим». Анна до сих пор не могла понять, куда делась Норма.