Тати Блэк, Полина Рей
Да, Босс!
Пролог
Я никогда не умела наряжаться. Эта нехитрая, по словам моей подруги Ольги, наука была мне неподвластна. Сочетание зелёного и ярко-малинового в крапинку, широкий ремень или узкий, колготки в рисунок или простые — у меня в голове не укладывалось, зачем нужно помнить обо всех этих нюансах, если вполне сойдёт классическое сочетание белого и чёрного?
Но сегодня была совсем иная ситуация, требующая вмешательства настоящего профессионала в мире моды — Ольги.
— Ева, ты совершенно безнадёжна! — стонет она в который раз, когда я примеряю синий жакет к юбке-карандашу. — Это сюда не подходит!
А по-моему, весьма неплохо, но спорить с Олей я не тороплюсь.
— Ладно, вот, бери, — наконец, сжаливается она надо мной. — Отрываю от сердца. — И извлекает из сумки чёрное платье, больше похожее на закрытый купальник.
— В этом я не поеду.
— Поедешь, если хочешь произвести на него впечатление.
Под «ним» Ольга имеет ввиду моего босса, на которого я работаю последние недели полторы. Адам Данилович Левандовский. Безумно сексуальный, красивый и… недосягаемый. Мне даже порой кажется, что он — какое-то сверх-существо, которое соткано из несколько иной материи, чем я. Всегда одет с иголочки, иногда нарочито-небрежно, от чего внутри всё переворачивается. И пахнет от него так, что с ума сойти можно от одного аромата его парфюма. А я… Я на его фоне — просто дешёвая замухрышка.
— Не хочу я производить ни на кого впечатление! Он сказал, чтобы я была на этой встрече — я буду. А во что я должна быть одета — не уточнил.
Я всё же натягиваю несчастный синий жакет и застёгиваю его сразу на все пуговицы, будто рассчитываю, что Оля может предпринять попытку его отобрать. Смотрится вполне мило, если не считать того, что на огромных каблуках чуть великоватых мне туфлей я еле стою. Но без них точно никак. Уж лучше прийти голой и в Лабутенах, чем одетой и без обуви — заверила меня Ольга, и тут я готова с ней согласиться.
— Как знаешь. Но я бы такого красавчика не упустила.
— У тебя для этого полный арсенал, а у меня — ни единого шанса. Так что пусть довольствуется тем, что есть.
Я оправляю жакет, юбку, пытаясь натянуть её чуть пониже. На меня из зеркала смотрит неприглядная бледная девушка — минимум косметики, простые причёска и одежда, очки в толстой оправе, которые я стаскиваю, решив, что сегодня буду действовать вслепую в прямом смысле этого слова.
— Дело твоё, — повторяет Ольга, и я заранее знаю по её тону, что меня ждёт полный провал.
На приёме ощущаю себя зверушкой, выставленной в клетке на потеху публики. Женщины морщат нос, мужчины — смотрят насмешливо. Хотя, возможно, мне это только кажется, потому что чувствую я себя не в своей тарелке. И зачем Левандовскому понадобилось сопровождение в виде его неприметной секретарши? На него уже навешалось столько блондинок и брюнеток, что я удивляюсь, как он ещё не задохнулся, окружённый всем этим великолепием. Взял бы любую из них в спутницы, после ужина отвёз бы домой, трахнул во всех позах, подарил бы на память о себе какую-нибудь безделушку и отпустил на все четыре стороны. Ведь он так поступает со всей этой белобрысо-рыже-каштановой сворой, не так ли?
От фантазий на эту тему во рту появляется оскомина, но запить её глотком дорогущего шампанского я не спешу — не хватало ещё напиться и начать вешаться на шею Левандовскому, которого пора приговорить к пожизненному сроку за то, насколько он притягателен.
И вот он направляется ко мне, а я стою, озираясь по сторонам, пытаясь понять, что могло ему понадобиться.
— Ева, — выдыхает так, что от голоса его по телу бегут мурашки табунами.
— Адам, — откликаюсь эхом, замечая, что голос дрожит. И выдавливаю: — Данилович…
— Идёмте, я представлю вас партнёру. Помните, я говорил о том, как важно произвести на него впечатление сегодня?
Помню. А может, не помню, если учесть, сколько всего мне говорится Адамом Даниловичем каждый день.
— Конечно. У меня это даже записано в ежедневнике. «Произвести впечатление на нашего партнёра», — бормочу я, пока босс ведёт меня куда-то. И когда произносит следующие несколько слов, я округляю глаза и лишаюсь возможности выдавить из себя хоть звук. Закричать, запротестовать на худой конец. Сделать хоть что-то. С уст Левандовского слова срываются как приговор, и я не верю своим ушам.
— Пан Лучак, разрешите представить вам Еву. Это моя невеста, мы собираемся расписаться на следующей неделе.
За десять дней до этого
— И она вот так вот просто тебя отправляет работать к собственному жениху и не боится?