«Насколько далеко ты согласен?» – пишет одна женщина.
«В смысле?» – не понимаю я.
«Ехать насколько далеко».
Тут тонкий баланс. С одной стороны, не хочется слишком близко к дому – во избежание нечаянных встреч. С другой – мне неожиданно приходится думать о времени. У меня есть работа, и я не хочу проводить целый день за рулем. Это захватывает – все вместе, от домов и участков, на которых они стоят, и до различных вариантов меблировки и дизайна. Не больше двадцати пяти миль, это представляется разумным.
Как-то раз при уходе одна женщина хочет мне заплатить.
– Нет-нет, – отказываюсь я. – Мне было только приятно.
– Я настаиваю.
– Не могу. Тогда это получается как работа, как…
– Проституция, – подсказывает она. – Именно это я ищу. Мужчину, который способен взять за это деньги, ощутив и удовольствие, и падение.
– Не могу. Я это делал для себя, для собственного удовольствия.
– Да, – говорит она. – Но чтобы я получила удовольствие, я должна тебе заплатить.
И мне не удается отвертеться от двадцати баксов. Двадцатка – это все, чего я стою? Я думал, больше.
Может, это она и хотела сказать?
После этого в каждом доме и от каждой женщины я что-нибудь беру. Ничего крупного, ничего ценного, но какую-нибудь безделушку, мелочь, за которую зацепился глаз. Вроде одного носка.
Как-то в среду я с особенным нетерпением ждал раннего ленча, потому что моя корреспондентка оказалась очень остроумной и веселой.
«А в чем вообще суть? Зачем ты это делаешь?» – спросила она.
«Бог его знает, – отписал я. – Но очень не терпится с тобой увидеться».
Я приезжаю в дом – постройка-модерн со стеклянными стенами из ранних шестидесятых, вписанная в изгиб тупика. Мне виден интерьер дома – весьма стилизованный, как декорация к фильму, место, которое люди проходят насквозь, похожий на аэропорт или музей, а не на уютный дом, где живут. Звоню в звонок, и в дальнем конце дома неожиданно появляется девочка лет девяти-десяти. Идет из комнаты в комнату, от окна к окну, с ковра на ковер, доходит до двери.
– Мама дома? – спрашиваю я, когда она открывает дверь.
– А вам зачем?
– Мы с ней договорились сегодня пообедать.
– А, так это вы. Заходите.
Я вхожу. Прихожая – куб внутри куба. Я вижу кухню, гостиную, столовую и за ней – задний двор.
– Так мама дома? Наверное, мне надо уехать. Передай ей, что заезжал Джон. Джон Митчелл.
– Я вас могу покормить, – говорит девочка. – Сыр пожарить или что-нибудь еще.
– При всем уважении, я не уверен, что тебе можно пользоваться плитой, если мамы нет дома.
Она упирается руками в бока:
– Хотите правду?
– Да.
– Мама в городе. Они с папой вместе обедают сегодня – проверяют, могут ли снова поладить.
– Ну, ладно.
Я отступаю, готовый уехать.
– А потому, – она делает эффектную паузу, – мы с братом решили разыграть наш вариант телепередачи «Хищник». Папа говорит, поразительно, насколько человек бывает тупым. А мы знали: мама что-то крутит, только не знали что.
Тут из туалета выскакивает ее брат, заводит мне руки за спину и щелкает наручниками.
– Послушайте, – говорю я. – Во-первых, вы поступаете нехорошо. Я не совершал никакого преступления. Во-вторых, вы неправильно надели наручники. Если вы мне нарушите кровообращение, то ничего не добьетесь. Их нужно ослабить.
Мальчишка глазом не моргнет. Я дергаю руками в воздухе:
– Браслеты слишком тугие, больно.
– Так ведь это хорошо, – отвечает он. – И должно быть больно.
– Ослабь, пожалуйста, – снова прошу я. Мальчик качает головой. – Ослабь.
Он и ухом не ведет.
Я прикидываю, не рухнуть ли на колени, изображая пену у рта, или симулировать сердечный приступ. Непонятно, сколько в этом будет игры и сколько реальности, потому что приступ паники у меня уже есть. Думаю упасть, но смотрю на жесткие плитки пола и рассчитываю вероятность разбить коленную чашечку. Слишком она велика, чтобы рисковать.
– Сколько вам лет? – спрашиваю я, чтобы отвлечься.
– Тринадцать, – говорит девочка. – А ему почти одиннадцать.
– Ваши родители не знают, что вы пускаете в дом чужих? Откуда вам известно, что я не какой-нибудь страшный монстр, опасная личность?
– Мама не стала бы обедать с опасной личностью, – говорит мальчик.
– Я не очень хорошо знаю вашу маму.
– Посмотри на себя, – говорит девочка. – Не очень-то ты страшный.
– А не надо его еще и связать? – спрашивает мальчик. – Ноги не надо? У меня есть стропы для банджи-джампинга.
– Не надо, – отвечает она. – Он и так никуда не денется.
Мальчик дергает меня за руку – сильно.
– Сядь, – приказывает он, толкая меня, и я изумлен его силой.