Они молча вернулись домой. Прижимая руки к животу, Ханна отправилась спать, а когда утром проснулась, то ощутила сильное жжение между ног и поняла, что это не был ночной кошмар. Она открыла дверь и увидела воткнутый в ручку свежесорванный цветок.
Яркий красный мак.
8
Хмурым октябрьским утром Ханна ускользнула вместе с чемоданом, оставив родным вместо записки пучок увядших маков. Она сумела уговорить Томаса увезти ее в Нью-Йорк, и свой день рождения Ингмару пришлось отмечать без любимой дочери. Через три недели она позвонила, чтобы успокоить отца и сказать ему, что она живет в Куинсе, и когда ветер дует с юга, разгоняя тучи над горизонтом, из ее окна виден кусочек океана. Океан — это настоящая вечность, запечатленная на картинах, сказала она с улыбкой в голосе. Ингмар слушал ее, не перебивая. Выслушал ее рассказ о любви к Томасу, еврею, за которого она намеревалась выйти замуж, о настоятельной необходимости уехать подальше от Карсон Миллса, о желании попасть в большой город, истинную цитадель цивилизации, чтобы реализовать себя. В заключение она сообщила, что не вернется. Закончив свою речь, она стала ждать ответа Ингмара, но тот, не сказав ни слова, аккуратно нажал на рычаг, а потом наклонился и оторвал провод телефонной трубки. Тогда старик в последний раз слышал свою младшую дочь, хотя в дальнейшем он подозревал, что Ракель время от времени получает от нее весточки.
Первые хлопья снега выпали в День поминовения усопших[3]. С присущим им изяществом они падали медленно, несмотря на свой объем, и, будучи первыми, тотчас оказались поглощенными землей, подготавливая почву, чтобы принять то, что вскоре обрушится с неба и за несколько дней накроет всю долину сероватым саваном.
Этим утром старый бакелитовый телефонный аппарат Джарвиса Джефферсона звонил долго, и его пронзительное дребезжание раздавалось по всему дому, пока Эмма, жена Джефферсона, укрывавшая розы джутовой тканью, не услышала его и не взяла трубку. Затем она отправилась искать Джарвиса и нашла его в подвале: он полировал кресло-качалку.
— Ты что, оглох? — крикнула жена. — Телефон звонит, не переставая.
— Но я же знал, Рози, что в конце концов ты подойдешь.
Только Джарвис называл ее вторым именем. Принимая во внимание ее страсть к цветам, он всегда полагал, что оно идет ей больше, чем Эмма. Рози звучало более благородно, более округло.
— Я укрывала розы, а ты заставил меня подняться и наследить на лестнице!
— Каждый год одно и то же, ты ждешь до последнего, чтобы начать укрывать свои чертовы кусты. Надеюсь, ты не станешь утверждать, что именно из-за меня ты за всю осень ни разу не смогла заняться ими?
— Я уже говорила тебе: если я укрою их слишком рано, они могут начать гнить от жары. Ладно, там тебя Дуг спрашивает, ты ему ответишь или нет?
На этот раз Джарвис выпрямился, отставив в сторону свое любимое кресло, и посмотрел на жену.
— Дуглас? А чего он хочет?
Дуглас был его главным и самым компетентным помощником, и, в отличие от Беннета, который был лишь ассистентом, Дуглас мог разрулить практически любую ситуацию. И если он звонил в выходной день, значит, проблема действительно серьезная.
— Он только сказал мне, что хочет говорить с тобой. Послать его подальше?
— Нет, нет, я сейчас возьму трубку, — ответил Джарвис, кладя шлифовальную шкурку на верстак.
Эмма смотрела, как ее муж с озабоченным видом двинулся к телефону, и, видя, как его шея при ходьбе отклоняется далеко вперед, пришла к выводу, что он решительно постарел с тех пор, как их старший сын уехал в Денвер, где намеревался открыть свой гараж. Джарвису уже стукнуло пятьдесят, его волосы, некогда черные, начали седеть, равно как и густые усы, а купероз[4] на крыльях носа распространился до самых скул. Вот уже двадцать лет, как он являлся шерифом Карсон Миллса, и бесполезно уговаривать его остановиться и немного отдохнуть: он считал работу шерифа своего рода обязанностью, миссией, которую ему доверили. Он знал Карсон Миллс и его жителей с тех самых пор, как родился здесь, и приглядывать за их спокойствием было для него скорее неотвратимостью судьбы, нежели обычным человеческим выбором.
Стуча подошвами ковбойских сапог по деревянным ступеням, Джарвис поднялся по лестнице из погреба, и Эмма едва успела вылить недопитую бутылку «Лаки Лагер» в раковину и погасить свет, как, поднявшись вслед за мужем, увидела, что тот уже повесил трубку и натягивал твидовую куртку с потертыми локтями.
— Уходишь?
— Это дочь Мэки, — мрачно ответил он. — Рой говорит, что ее изнасиловали.
4
Купероз — поражение мелких сосудов на лице, характеризующееся появлением мелкой сосудистой сеточки (