На самом же деле фон Зальце, серьезно обеспокоенный боевой обстановкой в полосе дивизии, сидел за столом и, насупившись, смотрел на оперативную карту с обстановкой на 25 июля 1942 года.
Всего три недели назад, когда его дивизию перебрасывали из Голландии на Восточный фронт, фон Зальце задержался на полдня в Берлине и был принят фельдмаршалом Кейтелем. Напутствуя старого друга-однополчанина. Кейтель говорил:
— Знай. Зигфрид, десятого июля будет взят Борисоглебск, а двадцать пятого—Волжская твердыня. Первого августа падет Сальск, десятого — Саратов, пятнадцатого — Куйбышев! Точно десятого сентября мы будем в Арзамасе. А для тебя — сюрприз: твоим гренадерам уготовано путешествие на юг. С рубежа развертывания твоя дивизия, как нож в масло, врежется в деморализованную оборону противника, рассечет ее, уничтожит, и двадцать пятого сентября, в Баку, ты получишь мое поздравление с производством в генерал-полковники. Как другу скажу, сугубо конфиденциально: фюрер не возражает против твоей кандидатуры на пост военного губернатора Азербайджана. Надеюсь, генерал-губернатор не забудет Вилли…
Кейтель уверенно водил указкой по карте, на которой необъятная территория Советского Союза, от Буга до Уральского хребта, была рассечена грозными стрелами, нацеленными на сердце России — Москву, на волжскую твердыню, на Апшеронский полуостров.
Фон Зальце запомнил этот разговор. Еще бы, хотя Азербайджан и не гостеприимная Голландия, но ради звания генерал-губернатора юго-восточной нефтеносной провинции можно пойти на некоторые жертвы и временное отсутствие комфорта, к которому за последние два года так привык он в стране ветряных мельниц и тюльпанов.
Матерый волк фон Зальце понимал: просчеты могут быть. Сегодня от линии фронта до Борисоглебска 360 километров и до Волги не меньше. Сроки можно отодвинуть — не обязательно быть в Баку 25 сентября. Можно запоздать на неделю, другую. Но увы! Просчеты не только в сроках…
С того момента, как первый эшелон с гренадерами отошел от голландской станции Арнем, фон Зальце явно не везет. В районе Макленбурга этот эшелон стал жертвой воздушного налета противника, а восточнее Буга свалился под откос: партизанские отряды взорвали железнодорожный мост и уничтожили до сотни солдат, чудом спасшихся при катастрофе.
Этим неприятности не кончились. Пять эшелонов подверглись в пути нападению партизан. В районе Гомеля, по приказу, подписанному генерал-полковником Йодлем, один из полков дивизии был остановлен и занялся прочесыванием крупного лесного массива — убежища партизан. Полк понес чувствительные потери и сильно запоздал в район сосредоточения.
Свою восточную кампанию дивизия начала не так, как мыслил Кейтель. Многокилометровый марш к рубежу развертывания проходил в постоянной тревоге и сопровождался бесконечными мелкими стычками с неуловимым противником. А в итоге, за время передвижения от Арнема до местечка, откуда дивизия фон Зальце была введена в бой, из ее состава убыло около двух тысяч солдат и изрядное количество техники.
По поводу «ножа в масло» также произошел просчет… «Где нож? Какое масло? — раздраженно думал фон Зальце, впиваясь глазами в жирную линию на карте. — Откуда Вилли взял «деморализованную оборону»? Посмотрел бы он, как полк дивизии будущего генерал-губернатора ровно неделю топчется перед дрянной высотой с отметкой «81.9» посреди необъятного картофельного поля. А сколько таких высот до Апшерона?»
Фон Зальце тяжело вздохнул, посмотрел на часы и громко позвал:
— Лейтенант Капп! Адъютант!
…Офицеры входили по старшинству. Пропустив последнего, адъютант прикрыл дверь, ступая на носки, подошел к столу, достал из портфеля конверт с несколькими сургучными печатями и почтительно протянул генералу.
Фон Зальце, накинув на кончик носа старомодное пенсне в тоненькой золотой оправе, придержал его двумя пальцами и оглядел собравшихся.
— Господа, только что получена директива. Фюрер недоволен тем, что военнослужащие германской армии, вступая в борьбу с бандитами на Востоке, не всегда действуют так, как требуется. Безжалостности, вот чего не хватает нашему доблестному солдату. В связи с этим фюрер приказывает:
— «Первое. В бандах противника фанатичные коммунисты. Они не гнушаются никакими актами насилия. Наша борьба против них отныне не должна иметь ничего общего с рыцарским поведением солдат или правилами Женевской конвенции. Борьба против банд на Востоке должна вестись самыми жестокими средствами. Иначе мы в ближайшее время окажемся бессильными перед красной чумой. Поэтому войска имеют право и обязаны применять любые средства, без ограничений. Даже против женщин и детей. Проявление благородства явится преступлением по отношению к себе, к германскому народу…»