Шестнадцатого, как всегда, после сигнала «подъем» в «блок» вошел Иохим. На этот раз он угрюмо проговорил: «выходите» и, помахивая резиновой дубинкой, стал в дверях.
Это было новостью. Раньше он никогда не пользовался дубинкой. От узников не ускользнули синяя повязка со свастикой в белом круге на левой руке одноглазого стража, чего тоже не бывало, и новенькая пистолетная кобура на широком поясном ремне.
Пленные тревожно переглянулись. В сердца посвященных в тайну заговора запало страшное: предательство? Измена? Сейчас Иохим начнет обыск, под первым же матрацем обнаружит «цивильный» костюм, обрезки труб, и… начнется допрос, пытка, расстрел.
Открыв тяжелую калитку, Иохим стал у порога и, громко отсчитывая военнопленных, попарно выпускал их во двор.
К ужасу узников, во дворе мелькали ненавистные эсэсовские мундиры… Зловещие фигуры маячили у ворот, у дверей механического цеха, кузницы, сарая, где в последние дни работали плотники и маляры, под навесом. В центре двора стояли три шарфюрера. — Ну вот, сейчас начнется! — шепнул Нечаев.
К строю военнопленных подошел Фридрих, по списку вызвал работающих в кузнице, довел их до нее, впустив по счету, возвратился. Затем он выкликнул закрепленных за механическим цехом, поставил попарно и скомандовал:
— Марш!
Как только пленных развели по рабочим местам, распахнулись ворота. Гуськом вошли вольнонаемные рабочие. Эсэсовцы ощупывали карманы мужчин, шарили з кошелках у женщин, разворачивали свертки с завтраком. Одним из последних пришел дядюшка Ганс.
Он хмуро взглянул на Русина и, как никогда, грубо сказал:
— Ну-ка, пошевеливайтесь!
Русин терялся в догадках.
Он подтащил лист железа и с грохотом бросил на стол.
Дядюшка Ганс разложил лекала, склонившись, начал обводить их ножкой кронциркуля и раздраженно зашептал:
— Блашке ждет господина Альберта Шпеера и кого-то из высших чинов СС. Альберт Шпеер большая сволочь, неплохой архитектор, стал отъявленным наци, министром вооружения и боеприпасов…
…Шпеер, в сопровождении готового лопнуть от самодовольства группенфюрера СС Зеппа Блашке и десятка менее чиновных особ, прибыл к полудню. Слушая объяснения старого Блашке, одетого в синий костюм со значком члена партии на лацкане, он обошел мастерские, побывал у маляров, осмотрел запасы сырья и после краткой беседы в конторе уехал. Следом за ним укатили эсэсовцы. Моментально подобрел Иохим. Разгладились морщины на лбу дядюшки Ганса.
Во время обеденного перерыва Фриц Блашке созвал рабочих в контору. Дядюшка Ганс возвратился злым.
— Не понимаю, — сердито сплевывая, сказал он, — что хочет, то и делает… Приказал работать до двенадцати ночи. Попробуй, возрази… Угрожал уволить всех и перейти на труд военнопленных…
…Часов в десять разразилась гроза. Весенняя, быстрая, она отбушевала и умчалась на север. Синее небо усеяли яркие, омытые дождем, звезды. Неожиданно в воздухе завыли самолетные моторы. Высоко над Альбахом. одно за другим, пролетели три звена истребителей. Вдруг сильный толчок тряхнул землю и на востоке взвился столб пламени. На дворе стало светло, как днем. Раздался взрыв. Дядюшка Ганс вышел из-под навеса и вскинул голову:
— Ого-го!
С земли, навстречу невидимому врагу, в небо впились десятка полтора прожекторных лучей. Стремясь обнаружить противника, они шарили по звездному бархату, сталкивались, перекрещивались, вычерчивали замысловатые геометрические фигуры.
— Налет… воздушный бой, — глухо сказал Русин, наблюдая за небом, и с замиранием сердца вслушивался в тревожные звуки.
Дядюшка Ганс с сокрушением качал головой.
— Ай-яй-яй! Бомбят железнодорожную станцию. Она забита эшелонами. А это… это… по авиационному заводу. Эге! Как бы к нам не добрались.
Рабочие и военнопленные выскочили во двор и наблюдали за лучами прожекторов. На крыльце появился старый Фриц. Зевая и почесывая волосатую грудь, он зычно закричал:
— Все по местам! Всем продолжать работу! Бомбят военные объекты, нас не касается…
Двор опустел. Русин, Старко, Иберидзе, Вальц и человек пять пленных, стоя под навесом, продолжали любоваться воздушным сражением.
Два луча, сойдясь под прямым углом, «поймали» бомбардировщика и, не выпуская его, тихо скользили по небу. На подмогу поползли еще два луча. Черный, маленький истребитель ворвался в сноп света, на долю секунды коршуном завис над бомбардировщиком и отвалил в сторону. Путь бомбардировщику пересек второй истребитель. Бомбардировщик опрокинулся на крыло, перевернулся, загорелся и начал стремительно падать на землю.