Фон Шерф поставил «галочку» против фамилии Русина и во всеуслышание объявил:
— Две могилы! Сегодняшний «цулаге» оставить за ним.
«Две могилы» могли сломить человека. Умерших военнопленных хоронили на кладбище в зоне, обнесенной колючей проволокой, на бугре, за оградой шталага. По инструкции, назначенный на рытье могил был обязан в течение рабочего дня отрыть могилу на десять трупов. Выбрать восемь кубометров земли было не так уж трудно, но на кладбище, под десятисантиметровым слоем рыхлой земли начиналась толща сцементировавшейся гальки, не поддававшейся ни лому, ни кирке. Ко всему, конвоир мог «пошутить» и выдать для работы только малую шанцевую лопату.
Невыполнивший рисковал получить двадцать пять хлыстов, перевод в штрафные и дополнительно рытье еще одной могилы, — «для практики», как говорил фон Шерф.
Наутро, после поверки, Русина повели на кладбище. Впереди шагал приземистый унтер-офицер из капо. А в нескольких шагах, правее и чуть сзади Русина, шел фельдфебель Альфред Гисс, недавно так кстати обронивший газету.
С первого же дня появления в шталаге Гисс «был взят на учет», как «не вредный капо». Он вел учет выработки и редко кому не записывал сто процентов. Правда, он страшно пучил глаза, покрикивал на пленных, ругался, но не зло.
Гисс много и часто курил. Остановится возле группы пленных, закурит сигарету, раза два затянется, щелчком отшвырнет сигарету и пойдет дальше и уже на ходу мнет новую сигарету с тем, чтобы тут же бросить и ее.
«С жиру бесится», — говорили пленные, подбирая «бычка».
На кладбище Гисс разметил квадрат, показал, где лежат мотыга, лом и лопата, повертел двумя растопыренными пальцами перед носом Русина, сказал по-немецки: «Копай! Глубина два метра. Понятно?» и отошел в сторону.
…До глубины в полметра грунт был легкий, но дальше пошла галька, сперва сыпучая, а затем все крепче и крепче. Вокруг ямы постепенно росла куча выброшенной земли. Солнце припекало не по-осеннему. Унтер-офицер отошел метров на тридцать и сел на могильный холмик, под хилым деревцом. Гисс стоял почти у кромки ямы. Русин слышал его дыхание, видел его тень. Она шевелилась по стенам и дну могилы и раздражала Русина. Он бил киркой по тени капо, долбил ломом и, как бы стремясь выскрести тень из ямы, торопливо выбрасывал землю наружу. Тень не сдавалась. Гисс топтался на месте, перекладывал из руки в руку автомат, почесывал затылок.
Пот градом катился по лицу узника. Рубаха промокла на спине, но он, продолжая сражаться с тенью, не чувствовал усталости. Неожиданно к его ногам упал пакет, завернутый в газету. Русин отложил лопату, поднял пакет и со словами «Господин фельдфебель Гисс, возьмите», — протянул капо.
Гисс стоял раздвинув ноги и, казалось, не слышал.
— Господин фельдфебель Гисс! — окликнул Русин.
— Слушайте, Русин, — не глядя на пленного, ответил Гисс. — Это вам… Садитесь, отдохните, закусите и покурите, а то скоро меня подменит унтер.
Русин оторопело уставился на капо. Его лицо было не только строгим, а даже злым, отталкивающе злым. Как ножом, пронзила мысль: «Провокация!» Стоит лишь прикоснуться к пакету, Гисс крикнет и… Русин будет погребен на дне им самим отрытой могилы…
Русин положил пакет у ног Гисса, по-русски сказал: «Я вас не понимаю, господин фельдфебель», и поднял лопату.
— Русин, это вам… не валяйте дурака. Садитесь, ешьте и слушайте, — деревянным голосом проговорил Гисс и ногой сбросил пакет в яму.
«Эх, была не была». В пакете оказался бутерброд с мясом, кусок колбасы, пачка сигарет, коробок спичек, лист бумаги и карандаш. От бутерброда шел опьяняющий запах вареного мяса, которого вот уже второй год пленник не ел. Буркнув: «Спасибо», Русин впился зубами в бутерброд.
Не двигаясь с места и не меняя позы, Гисс продолжал:
— Не прикидывайтесь. Немецкий язык вы знаете лучше любого немца. Я слышал вашу речь на суде. Вы офицер, старший лейтенант, член Коммунистической партии… Я знаю несколько ваших коммунистов: Коготкова, Павлова, Сергеева, Нечаева, Снегирева. Но они не понимают по-немецки… Это вы написали сводку о победе Красной Армии под Орлом… Вы подняли газету и распространили сведения об освобождении Харькова. Я знаю, за что казнен Ступак, осведомитель фон Шерфа… Видите, я знаю немало… Чем я могу быть полезен вам?..
С трудом проглотив кусок, Русин следил за тенью и с замиранием сердца слушал. Неужели и среди капо есть готовые помочь узникам? На миг вспомнился дядюшка Ганс, но его вытеснил лесничий Кауфер. Может быть, и фельдфебель Гисс предатель?
Русин поднялся:
— Провоцируете, задание господина фон Шерфа выполняете?