Фашисты метались в поисках неуловимых «русских маки», которым народная молва приписывала эти три диверсии. Немецкое командование с удовольствием организовало бы большую карательную экспедицию в партизанские районы, но обстановка на Восточном фронте, где Советская Армия успешно продолжала наступление, требовала срочной переброски новых дивизий.
Дерзкие диверсии все же заставили оккупантов бросить войска на борьбу с разрастающимся партизанским движением и на охрану коммуникаций. Карательные отряды врывались в деревни и рабочие поселки, расстреливали «подозрительных», хватали «заложников», угоняли мужское население, жгли дома.
…Уезжая, Жардан сказал:
— Отдохните, а затем переходите к тактике мелких неожиданных ударов…
На следующий день черноморец Гребных привел группу бойцов, а уже через неделю, глядя на них, Русин говорил: «Хлопцы что надо».
Пашон, Жорж-безансонец и Жерар частенько ходили в разведку. Они ухитрялись бывать далеко за пределами партизанских районов и собирали сведения о наиболее чувствительных местах врага.
— Мой командир, — восторженно докладывал Пашон, — верьте словам: Франция кипит, наконец-то она стала котлом с похлебкой.
Русин выслушивал разведчиков, наносил на карту одному ему понятные значки и ежедневно высылал мелкие группы бойцов на запад, на север, на восток, а вслед за этим в штаб Жардана поступали сведения о подрывах путепроводов, о «самовозгорании» железнодорожных составов, об «исчезновении» крупного фашистского чиновника, о «скоропостижной» смерти предателя нации, о «нечаянных» пожарах на складах, принадлежащих оккупантам, или в пристанционных пакгаузах.
Недели через две после прибытия в отряд группа Гребных получила задание вывести из строя электрическую станцию, снабжающую энергией крупный завод, работающий на немцев.
Через пять дней Гребных возвратился и привел долговязого немца в длинном макинтоше. Руки у того были связаны за спиной, а на голову, по самые плечи, накинут мешок.
Гребных положил перед Русиным кожаный портфель, набитый документами, стащил с головы долговязого мешок и, пинком подталкивая его, серьезно сказал:
— Не то Иохим фон Риббентроп, не то его дядя. Может быть, поговорите…
Немец оказался фон Гольцштофом. Он ехал из Берлина с совещания у имперского министра фон Риббентропа.
Возвращаясь после выполнения задания, Гребных остановился на полчаса в домике активного деятеля Комба, в деревеньке, через которую пролегала магистральная автомобильная дорога, и от хозяина узнал, что в придорожной мастерской стоит «Майбах». А пассажиры — в ожидании окончания ремонта — завтракают под навесом, в саду владельца мастерской.
— Побеседовать бы с ними, — вслух подумал Гребных, Партизаны поняли это как приказ и… через двадцать минут приволокли фон Гольцштофа…
Фон Гольцштоф с ужасом следил за Русиным, небрежно перебирающим бумаги, вынутые из портфеля. А когда Русин вскрыл конверт с грифом «совершенно секретно», застучал зубами, как в лихорадке.
В конверте оказалась «памятная записка», подписанная три дня назад.
Каждый абзац «записки» пестрел фразами: «фюрер приказал», «фюрер требует» или «фюрер ждет доклада о выполнении». А вся «записка», адресованная руководителям германских служб на территории Франции, говорила о том, что вот-вот произойдет высадка англо-американского десанта на территорию Франции. Это вызовет активизацию движения Сопротивления и, следовательно, увеличит число врагов, с которыми придется бороться. А поэтому, поскольку речь идет о защите Европы от врага, фюрер считает, что у Германии нет оснований избегать проведения в жизнь самых решительных превентивных мер, то есть, пока не поздно, усилить террор устрашения, арестовывать как можно больше авторитетных участников Сопротивления, имеющих вес во всех сферах: в экономике, в науке, среди военных, из числа общественных и политических деятелей. Фюрер думает, что не сто пятьдесят, а две тысячи заложников в каждом департаменте вполне обеспечат безопасность тыла в любых условиях.
— Вот что, друже, — сказал Русин, взглянув на Гребных. — Бери своего «фона», бери его портфель и немедленно отправляйся к товарищу Жардану. Хорошо было бы размножить эту «записку» да раздать французам.
«ОВЕРЛОРД»
Обстановка накалялась. Вскоре после поимки фон Гольцштофа Жардан пригласил начальников отрядов к себе. Стоя у карты, Жардан разводил руками и саркастически улыбался.
— Не по-ни-маю! На Востоке от берегов Ледовитого океана к Карпатам и до Черного моря, имея перед собой главные силы противника, Советская Армия громит хваленые гитлеровские дивизии, а на Апеннинском полуострове ф скоростью нескольких километров в сутки ползут войска Александера, и трудно понять, что там, борьба или спокойное «освоение» территории, оставленной врагом?