— Ну, нет, господин гауптштурмфюрер, — решительно возразил комендант, — в нашем деле неважного нет. Тут что-что не то. У меня имеется телефонограмма. В ней сказано: «Акцию возглавит Хруст…» Два часа тому назад я беседовал с господином Хрустом… В километре от замка, обгоняя газенваген, обменялся приветствиями с Хрустом… и вдруг…
«Дело дрянь, — думал Русин, — прошло только пять минут, комедию надо затянуть…»
— Господин оберштурмфюрер, — строго перебил Русин.
— Ни-ка-ких! — повысил голос комендант. — Сейчас я переговорю по телефону…
Комендант поднял трубку, постучал рычагами и в ожидании соединения продолжал:
— До разъяснения соответствующей инстанции вас и ваших людей я задержу, господин гауптштурмфюрер… Да, да, задержу. Обиды не должно быть… Штурмфюрер Гофст, спуститесь и распорядитесь, чтобы людей господина гауптштурмфюрера завели в караульное помещение и не выпускали. Этот проклятый телефон вечно не отвечает… Гофст, я вам говорю?..
Молодой штурмфюрер поднялся со стула. Русин выхватил из кармана пистолет…
…Как только машина, управляемая Жераром, остановилась, Крезер выскочил из кабины и зычно скомандовал. Пятнадцать «эсэсовцев» проворно спустились, выстроились в центре двора полумесяцем.
Маневрируя «душегубкой», Нечаев завел ее под туннельный свод. Громоздкая машина плотно прикрыла кузовом вход в караульное помещение. Нечаев, не обращая внимания на протесты охранников, оказавшихся изолированными, и требования привратника освободить проход, вылез из кабины и начал раскуривать трубку.
На дворе собралось до двадцати эсэсовцев, свободных от наряда.
Крезер потребовал, чтобы любопытствующие отошли в сторону, — мотор машины работает, газ пока что выбрасывается наружу, и возможно отравление. Охранники подчинились.
— …Ни с места! — грозно крикнул Русин, нажимая спусковой крючок.
Загремел выстрел, второй, третий. Комендант схватил со стола тяжелый чернильный прибор и, увернувшись от предназначенной ему пули, метя в голову Русину, швырнул прибор. Русин пригнулся. Один из помощников коменданта, раненный в живот, отполз за диван и пытался достать пистолет… Русин в два прыжка достиг двери, с порога метнул пару гранат в кабинет и, захлопнув дверь, бросился по лестнице.
Во дворе трещали выстрелы, раздавались крики.
Двери газенвагена распахнулись. Бойцы, скрывавшиеся в нем, выскочили и с ходу вступили в схватку. Охранник у входа в корпус захлопнул решетчатую дверь, вбежал по лестнице и с площадки начал стрелять в наступающих. Чей-то меткий выстрел свалил его, Иберидзе с разгону навалился на дверь. Решетчатые створки прогнулись, не выдержали напора.
— По камерам! Выводите заложников! Фашистов уничтожать! — кричал Русин, выбежав во двор.
В одной из камер второго этажа арестованные забаррикадировали дверь. Трех бойцов в форме СС встретили удары досок, снятых с кроватей.
Обескураженные бойцы выскочили в коридор. На помощь им прибежал Иберидзе, оказавшийся поблизости. Он разметал баррикаду, ворвался в камеру и, грозно тараща глаза, стал буквально выбрасывать арестованных в коридор.
— Вы что же это? Бунтуете? А ну, во двор! Все во двор!
…Не более чем за полчаса операция по освобождению узников замка закончилась. Отряд потерял пятерых убитыми. В суматохе погибло трое заложников. Эсэсовцы охранники были полностью уничтожены. Освобожденные толпились посреди двора.
— Господа, кто из вас Давид Ларрей? — громко спросил Русин.
— Это я, — отозвался низенький, щуплый узник.
Русин обнял его.
— Товарищи! Это отец нашей храброй Рюзанны.
Иберидзе подхватил Ларрея, как ребенка поднял высоко над головой.
— А меня вы не узнаете, дорогой мой командир? — проговорил один из узников.
— Ба! — изумился Русин. — Господин Альфонс Бушард? И вы здесь?
Бушард обеими руками тряс руку Русина, заискивающе смотрел ему в глаза.
— Ну, как?..
— Да так, — добродушно улыбнулся Русин. — Сами видите: нарушая конвенции, воюем с державой, некогда пленившей нас. Как это вы говорили насчет силы и справедливости?
Бушард развел руками.
— Вы — подтверждение того. Сегодня вы сильны, следовательно, справедливы. Что же делать нам? Спасаться от преследования? Прятаться? Идти в леса?
Бушард спрашивал неспроста. Ответа командира отряда бывшие узники ждали как директиву. А нужна ли директива?
Русин ответил не сразу. Он взглядом обвел притихших узников и по выражению их лиц понял: подсказывать не стоит.