Блашке поморщился: удары молотка в руках Освальда были так беспомощны, — сел удобнее, раскрыл одиннадцатую тетрадь и принялся читать:
«…Только что вернулся от «страшного Генриха». Это первая встреча после того, как я явился с докладом о печальном происшествии на строительстве злополучного бункера. Тогда он не кричал, не угрожал, а сказал: «Хорошо, Зепп, идите».
В течение месяца я терялся в догадках, кто, когда и где «ликвидирует» меня. Но… я остался жив. И кто знает, не для сегодняшнего ли дня сберег меня шеф. Более полугода он не вспоминал обо мне. А вчера позвонил Брандт и, как всегда зловеще, сказал: «Он желает видеть тебя. Ты должен быть совсем один». Опять инквизиторская формулировка приглашения.
Генрих принял меня в саду. О чем шла речь, знаем он и я, а с этой минуты будет знать и бездушная тетрадь. При случае она заменит меня.
Сперва Генрих говорил о положении на фронтах. Он рассказал все то, о чем я читал в газетах и знал из радиобесед доктора Фричё, и в то же время я понял многое, а главное, — причину его усталости. Не легко утерять веру в победу. Поражаюсь, как до сих пор ему удается сохранять присутствие духа и способность логически рассуждать.
Вне видимой связи со всем сказанным он в упор спросил: «Как поживает фрау Ида?» Я ответил: «Она у отца». Гиммлер коротко рассмеялся: «Мадрид! Чудесный город! Самое спокойное место в мире. Испания раньше всех разрешила проблему еврейства. Как здоровье почтенного посла?» Я сказал: «Жив, здоров, благодарю».
С этого момента «страшного Генриха» будто подменили. Вернее, он стал самим собой. «Слушайте, Зепп, — сказал Генрих, — завтра вы отправитесь к тестю. Я мог бы предоставить вам самолет или подводную лодку, но это требует официальности, а она не желательна. Вы поедете на машине, один, в роли туриста. Хотя нет, возьмите адъютанта. Если сочтете нужным, разрешаю «оставить» его по эту сторону Пиренеев…
Ваш тесть немедленно отправится к Франко и намекнет: пора кончать бессмысленную бойню. Россия, укрепив свое могущество в Европе и Азии, будет угрожать миру. Этого не должны допустить мы и англосаксы. Гитлер не бессмертен. История знает массу примеров. В любой момент в Германии может быть организовано новое правительство во главе, скажем, с Германом Герингом, при министре иностранных дел, хотя бы, фон Папене или фон Нейрате, оба вполне респектабельные фигуры… Как мне кажется, это правительство согласится со следующим: в Норвегии и Дании немецкие войска капитулируют даже перед символическими силами западных союзников. Кессельринг обрушит на Югославию все двадцать пять дивизий… Войска с запада мы срочно бросим к Висле и отгоним Красную Армию к границам тысяча девятьсот тридцать девятого года…
Я понял и вспомнил участь Гесса. Гиммлер задумался и после некоторого молчания, посмеиваясь, продолжал: «Зепп, мои руки достанут до любой точки планеты. Это не угроза. Учтите, западные союзники могут принять предложение и пойти на переговоры, но… могут поступить по-свински, и конфиденциальный разговор, к примеру, посла Альбы с Иденом, или еще с кем, предать гласности. В таком случае, Зепп, знаете, что я сделаю? «О, нет!» — чистосердечно сказал я. — «Так вот. Будет объявлено: Зепп Блашке — провокатор, выродок нации, продавшийся большевикам, действовал по заданию Кремля. Я потребую вашей явки в Берлин. У вас, конечно, хватит ума начихать на это и за Пиренеями спокойно выждать конца. Он будет плачевным. Вы меня поняли? Поняли вашу роль? Это необходимо для истории!»
На этом беседа закончилась. Минут пять было уделено технической стороне поездки и уточнению некоторых деталей. «Страшный Генрих» назвал меня «милый Зепп», пожелал счастливого пути…»
Блашке встряхнул автоматическую ручку и записал:
«Сегодня еду. Необходимые документы, валюта и открытый лист на бензин в кармане. Гиммлер предупреждал: на дорогах Франции пошаливают партизаны.
Если бы тевтонские рыцари боялись средневековых дорог, не было бы великой Германии. Партизаны те же бандиты. Нападают только ночью. Не из трусости, а сознавая величие миссии, весь путь я совершу днем. Хотел бы я встретиться с бандитами и показать им, кто такой Зепп Блашке. Решено: Освальд доедет до Мадрида».
Блашке поставил точку. Подправил завитушки некоторых букв и только сейчас почувствовал, что стук молотка мешает ему все время, взглянул на адъютанта. Тот, стоя перед портретом старого Фрица, все еще пытался вбить гвоздь в бетонную стену.
— Что вы делаете, Освальд? — недовольно спросил Блашке.
— Не вбивается, господин группенфюрер, — плаксиво ответил адъютант.
Блашке махнул рукой: