– Аааа, подпорууучик, пррроходите, – пьяно растягивая слова произнес прапорщик с еще большими усилиями, – разделите со мной трапезу и чарку вина.
– Посижу с вами недолго, я там баню затопил, хочу с дороги попариться.
– Прииивыкли жить с комфортом?
– Привык ходить чистым и опрятным.
– Да-да, чистота нужна. Только когда познакомитесь со своими солдатами, не замарайте руки. Эти скоты не привыкли к чистоте, ходят грязные и вонючие.
– Вот мы офицеры и должны приводить солдат к должному внешнему виду.
– Никому я ничего не должен. Я офффицеррр, а не нянька этим лапотникам, – агрессивно продолжал с той же дикцией Тараторкин.
– Вы приняли под команду людей, а Устав велит проявлять усердие в обучении и воспитании солдат в духе служения Отечеству.
– Кого учить? Кого воспитывать? Этих дураков и недоумков? Они в руках ничего сложнее косы и грабель не держали, а я из них должен делать артиллеристов. Смею вас заверить, это дело совершенно невозможное и бесполезное. Давайте лучше выпьем! Неизвестно, когда еще нам представится такая возможность. Может, в Маньчжурии нам предстоит сложить головы.
– Выпить можно, но только за наше здравие.
– Вы оптимист подпоручик.
После выпитого вина Тараторкин начал нести откровенную и бессвязную чепуху, на мои реплики не реагировал. Я понял, что прапорщик разговаривает сам собой, а поэтому ушел в свою комнату, зачем вмешиваться в содержательную беседу. Слушать пьяный бред сослуживца мне не хотелось. Еще больше захотелось пойти в баньку и хорошенько отмыться от общения с этим защитником Отечества.
Пока топилась баня, написал письмо Любочке, поведал о своем назначении, сообщил о моей сильной любви к ней. Свой временный адрес я не сообщал, так как не знаю, где мы будем дислоцироваться.
В бане я отлично попарился, нашелся свежий березовый веник и тщательно вымылся. Затем перестирал все свое исподнее белье. Представляю ухмылки господ офицеров – граф собственноручно изволит стирать исподнее. Ну, во-первых, о моем титуле я не распространялся, а во-вторых – нет на хуторе портомойки, поэтому стирал сам. Уснул моментально, только голова коснулась подушки.
Ранним утром, с удовольствием съев немного ароматной пшеничной каши щедро сдобренной вкусным, свежевзбитым сливочным маслом, приготовленной хозяйкой и запив чашкой непонятного мутного напитка, называемого Лукерьей чаем, убежал к дому командира батареи. Предстояло знакомство с солдатами моих взводов.
Поручик Седых надевал шинель, когда я вошел в дом.
– Вы пунктуальны, подпоручик, это похвально, – приветствовал меня командир, пожав руку. – Сейчас познакомитесь с вверенными вам взводами.
Знакомство заняло не более десяти минут. Неровными четырьмя шеренгами застыли воины моей полубатареи. Командир представил меня солдатам, наказал любить меня и жаловать. По вопросам вещевого довольствия рекомендовал обращаться к батарейному каптенармусу – унтер-офицеру Цегойко, а по фуражному и котловому – к вольнонаемному Аристархову Василию Васильевичу. Выполнив ответственную миссию, командир ретировался в свой дом, февральский легкий ветерок давал о себе знать, уверенно забираясь погреться под серые шинели.
– Первая шеренга три шага, вторая два, третья один, четвертая на месте, марш, – подал я команду.
Что сказать? Без смеха на это безобразие смотреть нельзя. Не все правильно выполнили команду, кое-кто путался, кое-кому помогли правильно определиться товарищи толчками.
Я с грустью, медленно, прошелся взглядом по пытающимся стоять «смирно» солдатам. Посмотрел и опечалился. Неряшливо выглядели мои воины. Шинели и башлыки – грязные, лица у солдат – серые, видно, давно воды не видели. Все неприятно попахивают немытыми телами. У многих сапоги сильно изношены. Карабины держат в руках, как Бог на душу положит, хорошо хоть на одном плече. Сабли свисали своеобразными селедками на боках. Удручающее зрелище. По списку у меня числится унтер-офицеров пять, нижних чинов тридцать шесть, ездовых восемь человек, плюсом идет кашевар. Все унтер-офицеры при орудиях, за исключением возрастного унтер-офицера Томилина, я его сразу выделил среди солдат полубатареи.
– Вольно, – последовала команда, – разойтись, можно оправиться. – Через десять минут построение. Унтер-офицер Томилин ко мне.
Строй моментально рассыпался, хорошо понимают команду – разойтись, молодцы.