– Ваше благородие, у вас весь мундир разорван, я вижу, вы ранены, – тряс меня за плечо пехотный санитар. – Вам надо срочно в лазарет.
– Потом солдат, мне надо посмотреть, кто из моих пушкарей остался живым.
– Как знаете, ваше благородие, я с вами не могу долго находиться, другим раненым помощь требуется.
Я начал осматриваться. Прореху в обороне пехота ликвидировала, подведя резервы. Позиция полубатареи была завалена телами врагов и моих солдат. Быстро организовал разбор человеческих завалов, старались спасать живых. Боже, как их мало уцелело! Командиры моих полубатарей прислали помощь. Архипыч лично прибежал. Не обращая внимания на мои протесты, отвел меня к снарядным ящикам, начал обмывать меня и обрабатывать рану.
– Повезло вам, ваше благородие, – ворчливо заметил Архипыч, – штык скользнул по ребру, но глубоко кожу вам попортил. – Неужто нельзя было уйти с полубатареи?
– Уйти и бросить своих солдат? Вы, Архипыч, бросили бы?
– Так то же наше дело солдатское биться с врагом и погибать, если доведется. А вам, офицерам, надо нами командовать.
– Уходить и уводить батарейцев было нельзя. Японцы бы взорвали все наши орудия и снаряды. Глядишь и к лазарету бы добрались, могли погибнуть все раненные. Вы лучше скажите мне, мы успешно отбились?
– Побили нас сильно, я имею в виду пехоту. У меня только двое раненых, у прапорщика Митрохина один канонир-подносчик убит. А вот в первой полубатарее всего десятка полтора живых наберется, остальные убиты и ранены Вот и вы, ваше благородие, японцем отмечены. Как теперича воевать будем?
– Посмотрим, кто уцелел, хорошо бы командиры орудий не пострадали, а остальных наберем из других полубатарей, придется воевать неполным составом.
– Можно из обозников кого-то забрать, тех, у кого что-то в голове есть, окромя овса и сена. А еще лучше у командира дивизиона людей выпросить.
– Последний раз подполковник Григорович говорил, что резервов у него пока нет.
– А вы направьте ему рапорт после сегодняшнего боя, может, найдет кого-нибудь. Я перевязку вам закончил. Хорошо бы, ваше благородие, вам полежать, отдохнуть. Но вы не согласитесь. Я сейчас сбегаю к вам в палатку, принесу вам другой мундир, а то в этом тряпье вы страшно выглядите.
Унтер-офицер ушел, а я стал себя рассматривать. Шаровары целые, сапоги на месте, а всего остального нет, валяются какие-то окровавленные тряпки. Перевязку мне Архипыч сделал хорошо, не мешала движению. Только сейчас я начал ощущать рану, она отзывалась тупой и ноющей болью. В бою, я на нее не обращал внимания, потому-что сконцентрировал все свое внимание на желании выжить. На сей раз мне удалось, а дальше видно будет.
Переодевшись, начал заниматься комплектованием первой полубатареи, ведь уцелел только один унтер-офицер и три наводчика, остальные – подносчики, всего двенадцать человек. Один командир орудия убит, а двое ранены, правда, я питаю надежду, что через пару дней они смогут командовать. Еще семь человек раненых в лазарете, остальные погибли, их в строй не вернешь.
Полностью закончить перестановку в батарее мне помешали японцы, вновь пойдя в атаку. Вот неугомонные создания, вновь нацелились на прежнее место прорыва. Не угадали, теперь я прикрою это место всеми орудиями полубатареи. Конечно, точность огня в первой полубатарее пострадала, ну, нельзя требовать прицельной стрельбы от не притертого друг к другу расчета, к тому же неполного. С горем пополам, мы смогли достичь неплохого темпа стрельбы. Я лично вносил коррективы в наводку орудий, если наводчики не успевали. До роты пехоты мы успели выкосить, прежде чем японцы опомнились и начали отступление.
Нелегко далась мне эта атака врага, дурно стало в самом конце, все вокруг зашаталось почему-то. Все оказалось просто. Рана открылась, пропитав мой мундир насквозь кровью, вот и сейчас она маленькими каплями скатывалась на шаровары. Отдал команду прапорщику Митрохину заменить меня, пока буду ходить в лазарет.