– Он же граф, в гвардии состоит! Могут возникнуть недоразумения.
– У нас конфликт не служебный, а бытовой, и хочу заметить, я тоже граф. Поединок будет равного против равного.
Вернувшись в расположение батареи я качественно побрился, проверил заточку сабли. Пошел к командиру дивизиона с докладом о предстоящей дуэли. Подполковник меня естественно отчитал. Если бы я сказал командиру всю правду о поединке, то вероятней всего, он бы орал в три раза дольше и громче. В своей палатке попил чаю и улегся спать. Удивительно, но я совершенно не волновался перед дуэлью. Наверное, за период боев чувство страха притупилось. Завтрашний поединок я воспринимал, как обычный ратный труд, который я должен сделать хорошо.
К десяти утра следующего дня я с Шестерневым на извозчике прибыл к месту поединка, в березовую рощу на окраине Владивостока. Осень уже вступила в свои права, окрасив листья берез желтым цветом. Солнце светило ярко, но с каждым днем грело все меньше и меньше. Хорошо, что ветра не было, а то в одной белой рубахе было не очень тепло.
Бестужев появился в сопровождении своего секунданта и полкового врача. Разделся подобно мне, до нательной рубахи.
На формальное предложение о примирении обе стороны ответили отказом.
– Стас, посмотри в последний раз на эту замечательную природу, какая прекрасная осень наступила, – скалился Бестужев, обводя вокруг руками, – больше ты ее не увидишь. – Ты хоть бабу успел попробовать?
– Граф, я вас расстрою, я даже успел жениться.
– Взял в жены какую-то зачуханную провинциалку, подобную себе?
– Прапорщик, вам не удастся меня спровоцировать на гнев, не трудитесь. Вы меня уже вызвали на поединок. Что вы еще хотите? Просто поговорить или все же решились принести мне извинения? Если так, то я ваши извинения отвергаю.
– Не дождешься от гвардейца извинений. Прощайся с жизнью.
– Прощайте, граф, вы действительно полный дурак.
Секундант Бестужева дал команду к началу поединка.
Бестужев нанес удар саблей сверху, справа налево. Я не стал принимать этот удар на клинок сабли, просто отвел его в сторону, немного сместился назад, приглашая противника к атаке. Прапорщик показал все, на что был способен. Удары посыпались на разных уровнях, но они какие-то не четкие, вялые, смазанные, без акцентированного завершения. Видно Роман прогулял большинство занятий у Дорохова. Каких-то пару минут поединка, а лицо Бестужева уже покрыто капельками пота и дышит он как загнанная лошадь. Отведя очередной выпад противника, я перешел в контратаку и через пару ударов нанес сокрушительный косой удар в основание шеи слева. Клинок, круша кости, связки и сухожилия, проник в тело Бестужева примерно до середины груди. Я выдернул саблю и разорвал дистанцию, мне не хотелось отстирывать кровь графа со своей рубахи. Отсалютовал саблей противнику.
– Как это? – были последние слова прапорщика.
Бестужев упал на спину, широко раскинув в стороны руки. Саблю он выпустил сразу же после моего удара.
Полковой врач констатировал смерть Бестужева, а капитан Шестернев и секундант прапорщика уладили все формальности. Ко мне претензий не было.
По возвращении доложил Григоровичу о результатах поединка. По словам командира, драться на дуэли с гвардейскими офицерами не желательно, они почти все принадлежат к высшим сословиям. Убив графа Бестужева, я накликал на свою голову беду. Пришлось напомнить Григоровичу, что я тоже ношу графский титул. Эти мои слова несколько успокоили командира дивизиона. Он сказал, что два графских сынка выяснили кто их двоих отважней и у кого сабля лучше, а рука тверже. Григорович заверил, что рад моей удаче.
Вечером меня навестил Шестернев. Капитан молча поставил на стол бутылку коньяка. Достал из небольшой кожаной сумки хлеб, мясной балык, небольшой колобок твердого сыра и начал все нарезать тонкими ломтиками. Я не мешал капитану заниматься приготовлением стола, просто молча выставил на стол две кружки. Иван Модестович разлил по кружкам немного коньяка.
– Я только сегодня после поединка осознал, от какой беды вы меня удержали в ресторане, Станислав Владимирович, – грустно сказал капитан. – Я мог не совладать со своими эмоциями и врезать кулаком по лицу, царство ему небесное, графу Бестужеву.
– Он сам провоцировал нас на скандал, Иван Модестович. А то, что случилось, уже вспять не повернешь. О какой беде вы говорите?