«Спасибо, доктор», – написал я в блокноте.
– Вижу вам тяжело сейчас со мной говорить посредством блокнота, отдыхайте, – улыбнулся мне Фукс. – Я вас буду осматривать ежедневно.
Оставшись один, я начал думать, как поступить дальше. Собственно, что думать!? Я не ходячий больной, скрыться из госпиталя пока не могу. Тогда ставлю себе задачу: лечиться и лечиться. Постепенно мои размышления скатились к воспоминаниям о прожитых годах.
Глава 2
Вот почему, архивы роя,
Я разбирал в досужный час
Всю родословную героя,
О ком затеял свой рассказ».
Родился я в семье потомственного графа Головко Владимира Михайловича, полковника артиллерии, 25 сентября 1885 года, пятым по счету ребенком и первым мальчиком. Первый голос я подал в городе Екатеринославе – столице одноименной губернии. Моя мама, Варвара Николаевна Головко, в девичестве баронесса Тихвинская, с большим трудом меня выносила и, наконец, смогла подарить отцу наследника, которого он так ждал. С первой минуты своей жизни я был окружен любовью и заботой огромного количества женщин – только родных среди них было пятеро, не считая женщин из дворни.
По рассказам мамы, за первые четыре года моего существования я успел переболеть всеми детскими болезнями, но мой организм с ними справлялся легко. Как тут не болеть, если в доме полно детей, нас по комнатам не разгонишь, играли – то все вместе.
Поскольку все мужчины нашей семьи посвящали свою жизнь военной службе во славу Отечества, отец решил с ранних лет приобщать меня к будущей профессии. Так, в возрасте четырех лет, мне был назначен в воспитатели отставной донской казак Прохор Нагаец.
Ох уж этот дядька Прохор, как я его называл! Он взял с места в карьер. Начали мы с ним бегать вокруг усадьбы по балкам и оврагам, цепляться на ветки деревьев, развивал он во мне выносливость и ловкость. В теплое время года купались в ручье, имевшем статус речки, с названием Мутная. Своему названию она не соответствовала, вода всегда была прозрачной и довольно холодной даже в летний зной. В пять лет я впервые оказался в седле на спокойной нравом кобыле Зорьке. С этого самого дня я по настоящему «заразился» верховой ездой. Саднили натертые до крови внутренние поверхности бедер, болела отбитая по неопытности попа, но радость начинающего наездника, переполняющая детское сердце, уменьшала телесные страдания. Помимо физкультуры родители уделяли большое внимание моему образованию, заблаговременно подготавливали к поступлению в гимназию.
Мой наставник Прохор был грамотным человеком, умел читать, писать и неплохо считать. Это был предел его образованности. В усадьбе появились учителя английского и немецкого языка, французский язык преподавала мне мама. Чуть я повзрослел и на тебе – начали учить счету и этикету. Сестры все разом хотели сделать из меня чуть ли не профессионального танцора. Все популярные к тому времени танцы я выучил, но наиболее любимым у меня был вальс.
Обнаружив у меня музыкальный слух, мама решила загрузить меня с головой. Вынужден был по часу в день посвящать музыке. Преподаватель музыки Михаил Соломонович учил игре на рояле, скрипке, а также, по моей просьбе – игре на гитаре. Так меня опекали все вместе до моего восьмилетия.
Осенью 1893 года я поступил в первый класс Екатеринославской восьмиклассной классической гимназии. Цель таких учебных заведений – подготовка к вступлению в университеты. В здании гимназии смогли легко разместиться триста учеников и пансион на пятьдесят человек.
В гимназию принимались мальчики в возрасте от 8 до 10 лет. К поступлению в первый класс гимназии дети должны, уметь читать и писать по-русски, знать главные молитвы, из арифметики – сложение, вычитание и таблицу умножения. Этим критериям я отвечал полностью. Умел читать и писать на четырех языках. Закон Божий в меня «вдохнул» настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы отец Василий. Арифметику, помимо учителя, мне преподавал отец. Скучновато мне было на уроках в первом классе. А поскольку я жил на полном пансионе, то в первые два месяца мне пришлось еще выдержать и выиграть «войну» у своих соучеников. Определяя меня в гимназию, отец переговорил с попечителем, чтобы мое дворянское происхождение не сильно выпячивали. Кто оказался не сдержанным на язык неизвестно, но мне пришлось выдержать «баталии» с представителями различных сословий. Самое гадкое – дворяне тоже поначалу приняли участие в моей травле, я был единственный в гимназии граф. Может я бы и сломался, но наука Прохора сидела во мне хорошо, да и кулаки у меня крепкие. Не думайте, что я был в гимназии былинным богатырем, доставалось мне не слабо. Иногда неделями хлюпал разбитым носом, и отсвечивал синяками под обоими глазами.