— Полноте голубчик, не вскакивайте, это лишнее, мы не на плацу, у нас все тихо, спокойно, по-домашнему. Вы разместились уже?
— Да. Нормальный домик.
— Я пошлю вам трёх женщин, пусть они хорошо отмоют там все. А потом наш провизор — Иван Баграновский, обработает ваше жилище от всякой заразы. Беречься батенька, надо смолоду. И прошу вас Степан Иванович, построже с солдатами, построже. Если у вас ко мне вопросов нет, то ступайте. Да, обедать можно в офицерском собрании, там недурственно готовят, конечно, не ресторация, но вкусно. И выше нос молодой человек, не больше года ещё продержится наша крепость, как боевая единица, а потом все. Не унывайте, скоро увидите большие города, а там девицы табунами и шампанское рекой. Что ещё молодому подпоручику надо!?
Банк отдал мне под командование роту в сто семьдесят душ. Что сказать о личном составе роты. Собрали их с бору по сосенке, то есть из разных родов войск. Здесь были представлены: чистые мушкетеры-пехотинцы, пушкари, коневоды-ездовые, шорники и многие другие. Всем далеко за тридцать, чуть не под сорок. Да, собственно чего я хотел, в крепость направляли солдат дослуживать оставшийся срок, или кто-то попадал в батальон, излечившись после ранений. Комплектование батальона и гарнизона в целом, велось по остаточному принципу. Вот с этими людьми мне предстояло служить.
Начал я, как говорят с места в карьер. Первой была строевая подготовка — шагистика, согласно новому уставу ПавлаI. Понимал, что дурость, но мне нужно показать кто в доме хозяин, а вернее, кто в роте командир. Почти месяц гонял. Возроптали мои воины. Где же это видано, чтобы уважаемых солдат, прослуживших верой и правдой, молодой офицерик гонял, как новобранцев? Все люто смотрели на меня, но молчали. Только один солдат, осмелился, открыто высказать своё мнение и неудовольствие. Солдат занимал правый фланг роты, был высоким и широкоплечим крепышом.
— Назовись солдат, — отдал я команду.
— Силантий Тимохин, фузилёр первой роты Александровского пограничного батальона, — отрапортовал солдат.
— Что тебе солдат не нравится?
— Круто берете нас в оборот ваше благородие. Рано ещё вам нас гнуть под себя. Молоды вы больно.
После его слов, в строю солдат послышался еле слышный одобрительный гул.
— А не боишься Тимохин, что я за слова твои неправильные, отправлю тебя далеко-далеко.
— И так служу далеко от родного дома. А бояться мне нечего и некого, меня бояться надо. Я в родной деревне в кулачных боях в первом ряду завсегда стоял. Нивжисть с ног не сбивали.
— Ну-ну, зря ты это сказал. Оставь ружье товарищу и прогуляйся со мной за казарму.
Тимохин покорно выполнил распоряжение, и пошёл следом за мной. Тыльная сторона казармы с плаца не просматривалась.
— Давай Силантий, покажи своему командиру, на что способен, — предложил Тимохину. — Или ты только языком, горазд, трепать?
— Зашибу вас ваше благородие, меня на каторгу сошлют.
— Ты значит, не только без разрешения разговариваешь в строю, но и приказ командира отказываешься выполнять. Это Тимохин, прямой путь под шпицрутены. Ты этого хочешь? Может, оробел малость? Скажи прямо, и я буду знать, что Силантий Тимохин, может ненароком замочить казённые штаны.
— Не оробел. Жалко вас, молоды вы больно, ваше благородие.
— А ты представь, что я есть твой самый злейший враг— неприятель, и ты должен ударом кулака меня остановить. Исполнять.
— Слушаюсь.
Силантий весь подобрался, принял стойку кулачного бойца. Я в свою очередь, боксёрскую стойку. Как говорят, раздайся народ — размахнись рука. Так поступил и Силантий. Медленно отвёл назад правую руку, и также медленно провёл прямой удар мне в голову. Это мне казалось, что все выполняется медленно, а Тимохину наоборот, казалось быстро. Я поднырнул под его бьющую правую руку, и произвёл мощный правый боковой удар в челюсть, и сразу же мощный левый боковой в неё же. Мгновенно разорвал дистанцию. Ещё пару секунд Силантий постоял, покачиваясь, с опущенными руками, и с закатившимися глазами. А затем рухнул, как подкошенный. Полный, так сказать нокаут. Наклонился к Силантию, проверил пульс. Все в норме, если можно так сказать.
Неспешным шагом вернулся на плац. Рота стояла не шелохнувшись.
— Четверо, марш за казарму, бегом снести Тимохина в лазарет, пусть его штаб-лекарь осмотрит, — строгим голосом приказал. — Потом живо обратно, доложите мне о его здоровье.
Четверо солдат побежали выполнять мой приказ, а остальной состав роты, можно сказать «ел глазами начальство».