Выбрать главу

В тридцать пять лет, Смолий женился. Мы у него спрашивали: «А что было потом?». «Потом уже ничего не было» — отвечал казак. Представляете, Иван Петрович, у казака, после женитьбы, как бы ничего в жизни не происходило, о чем можно рассказать. Выходит он полноценно жил, только до создания семьи, и жизнь полная трудностей и опасности, ему была по душе. А семья у Смолия, я хочу заметить крепкая, сыновей трое и две дочери.

Я ещё молод, и хотел бы пожить так, чтобы у меня подольше, что-то в жизни было. А если я встречу девушку, в которую влюблюсь, то поверьте, все сделаю так, чтобы мы жили в любви и согласии, долго и счастливо.

— Видишь Ванечка, какой у тебя хороший офицер служит, — вытирая глаза платочком, сказала Варвара Гавриловна. — Его рассказ, так меня тронул. Вы Степан правы, без любви в семье не жизнь. Это сейчас Ванечка, став полковником так рассуждает, а когда был молодым прапорщиком, пел мне под окнами серенады. Удивлены? Смею вас заверить, полковник Вырубов, очень недурственно обращается с гитарой, и голос у него очень приятный. Иван Петрович, я беру под свою защиту подпоручика Головко, и требую, чтобы ты быстрее писал на него отношение, нечего ему за зря киснуть в нашем захолустье.

— Как скажешь душенька, — полковник приложился губами к руке жены. — Были бы у нас с тобой дочери, отдать за Головко счастье. А так, трое оболтусов по гарнизонам служат, вдали от родителей.

Наконец-то закончился, ливший два дня подряд дождь. Выглянуло солнце. По территории крепости передвигаться проблематично, везде лужи и грязь. Хотя плац, выложен плоским песчаником, проводить строевые занятия, совершенно не возможно. Сидят солдаты в казармах. Мои, например, при деле, чистят ружья, приводят в порядок обмундирование и амуницию. В моем времени говорили — не занятый работой или учёбой солдат, потенциальный нарушитель дисциплины. Я старался следовать этому принципу, не проявляя фанатизма.

Сам я, в числе других господ офицеров гарнизона, расположился под навесом рядом с офицерским собранием. Одни травили байки, другие резались в карты, а я читал газеты, разной степени свежести.

Разбрасывая в разные стороны грязь, к навесу подкатила открытая коляска, запряжённая парой лошадей, с двумя седоками. Молодые мужчины, стараясь не угодить в лужи, прошли к навесу.

— Господа, где я могу увидеть подпоручика Головко? — неприятным, скрипучим голосом осведомился молодой человек, со злым выражением лица.

— Вы его видите, — ответил я вставая.

— Я Ананий Струков.

— Очень приятно, но извините, мне ваше имя, и вы лично не знакомы.

— Я очень сожалею, что был в отъезде, и не смог вызвать вас подпоручик на дуэль на балу у Константина Ивановича.

— Так я не ссорился с вами, и не понимаю предмета ваших претензий.

Офицеры, находившиеся под навесом, с интересом следили за нашей беседой.

— Ты сопляк, не понимаешь?

— Прошу заметить, Ананий Струков, что люди, пытающиеся меня оскорбить, обычно забирают свои слова обратно, вместе с зубами.

— Да ты щенок..

Хорошо поставленный прямой удар, прервал поток нелестных слов обо мне из уст Анания. Он, потеряв земную опору, красиво помахал ногами, и подобно пушечному ядру, вылетел из-под навеса, точно в непросохшую лужу.

— Когда ваш товарищ, сможет держать в руках саблю или шпагу, можете прислать ко мне своих секундантов, — обратился я к спутнику Анания. — А сейчас, везите Анания к лекарю, он ему очень нужен.

Попутчик, перемазавшись грязью, с большим трудом затащил Анания в коляску. Через минуту коляска покатила к крепостным воротам.

Присел за стол, и, как ни в чем не бывало, продолжил чтение газет. Нелегко, конечно дались мне, невозмутимость и спокойствие. Очень хотелось, добавить пару-тройку пинков, но сдержался. Я, конечно же, понял, что это воздыхатель Ольги. Если у тебя есть ко мне претензии, будь любезен предъяви их по-человечески. Начинать с оскорблений, решение не из лучших. Я таких вольностей, в общении со мной не допускаю.

С удивлением заметил, что вокруг меня образовалась пустота. Господа офицеры, теснились на другом конце общего стола.

— Подпоручик, это кому вы так насолили? — удивлённо спросил подпоручик-артиллерист Замотаев. — Вы его не убили?

— Этого молодого человека, я впервые увидел вместе с вами. Оскорблять меня, я не позволяю с детства.

— А если вас, все же вызовут на дуэль? — не унимался Замотаев. — Я, конечно, не защищаю молодца, но и вы, как мне кажется, поступили очень опрометчиво, двинув его в зубы.

— Вы же господа, до сих пор думаете, что под моим мундиром, находится дикий казак, сын атамана. Я этого не скрывал и не скрываю. Да, я потомок запорожских казаков, но только не дикий, а хорошо обученный. Я тоже вскормлен в седле с наконечника копья, как принято говорить в некоторых кругах. Казаки всегда давали отпор обидчикам. Потому и поступил так, как поступил. А если случиться дуэль, то родителям этого Анания, придётся его оплакивать. Смею вас заверить господа, я неплохо владею холодным оружием, стреляю тоже нормально. Не бахвальства ради, скажу, в корпусе, я был первой шпагой и саблей.