— Степан, а вам было страшно? — спросила София.
— Конечно, как любому нормальному человеку, до первого столкновения с врагом, а потом не до страхов. Нужно управлять солдатами и выполнять приказы командиров.
— А сколько у вас орденов?
— Пять и Аннинское оружие.
— Заметьте София, — вмешался в разговор Миклашевский, — Аннинским оружием, награждают только особо отличившихся офицеров. Значит, наш капитан Головко, совершил какой-то геройский поступок.
— Ой, Степан, расскажите нам об этом поступке, — попросила София, — нам очень интересно.
Рассказал о бое под Швицем, и о гибели своего батальона.
— А как вам удалось уцелеть? — всхлипывая, поинтересовалась девчонка, — ведь все погибли.
— Меня среди трупов нашли французы и пленили, но я этого не помню, пребывал в беспамятстве. Потом удалось бежать. Собрал небольшой отряд из отступающих солдат, и нападал на тыловые части французов. Так добрался до Германии, где соединился с основными силами наших войск.
— Бедный, мой бедный Степан, вы так страдали, — окончательно расплакалась София.
Миклашевский, его жена Ксения и я, все вместе пытались успокоить ребенка. С большим трудом нам удалось это сделать. София окончательно успокоилась, забравшись мне на руки.
— Вы София, нашли самое безопасное место, — рассмеялся Миклашевский.
Затем Миклашевский показывал мне молодой парк в имении, рассказывал о породах деревьев и кустарников, произрастающих в нем. Я ничего толком не смыслил в разбитии парков. Да, красиво, да великолепно, радует глаз, и на этом все мои познания заканчивались.
Время приближалось к вечеру, я решил возвращаться в Дубраву.
— Степан Иванович, а вы оставайтесь у нас заночевать, — предложил Михаил Павлович, — у меня есть к вам несколько вопросов. — В вечерней тишине поговорим.
— Неловко, как-то. Я не планировал надолго у вас задерживаться и обременять своим присутствием.
— Ой, оставьте. У нас в достатке свободных комнат для гостей.
После ужина и чаепития, Миклашевский увел меня в дальнюю беседку, где по его словам, нам никто не помешает.
— Вы, Степан Иванович, много рассказали о походе генералиссимуса Суворова, — задумчиво произнес Михаил Павлович, — но мне кажется, вы не сказали очень многого. — Вы думаете, нам придется воевать с Бонапартом на просторах Отечества?
— Наполеон Бонапарт, молодой и амбициозный генерал. Я, конечно, могу судить только по тем скудным сведениям, полученным в походе, и которые доходят к нам в Россию. Давайте посмотрим на сегодняшнее состояние Европы. Все самодержцы, пытаются как-то остановить француза, нанести ему поражение. А он с легкостью разбивает их армии.
— Но ему не удалось, ни единого разу нанести поражение Суворову, — возразил Миклашевский.
— Это так. Но против нас воевали военачальники Бонапарта, а не он лично. И скажу откровенно, хорошо воевали. А наши союзники, я имею в виду Австрию, предавали нас на каждом шагу. Особенно явственно это было в Швейцарии, где мы остались без провианта и боеприпасов. Одним «ура» и штыком сейчас много не навоюешь. Нужен порох, пули и ядра. Было бы всего в достатке, не гибли бы воины русской армии. Очень многое решается на не поле боя, а в тиши властных кабинетов. Англия и Австрия уговорили нашего императора повернуть армию Суворова в Швейцарию, исключительно с целью ее уничтожения. Никому не нужны были сильные и победоносные русские войска в Европе. И только гений нашего полководца, спас армию от полной гибели, а нашу страну от унижения. Но поверьте моему слову, в скором времени, Бонапарт возглавит Францию. Не знаю, может, он уже захватил власть в Париже. Тогда по дорогам Европы промаршируют колоны французских войск под звуки «Марсельезы». Многие страны покорятся, потеряв армии и территории. То, что отвоевал у французов Суворов, в скором времени Бонапарт заберет обратно. Война придет и на наши земли.
— А как же коалиции, объединение стран против Франции?
— Страны Европы воспринимали и воспринимают Россию, варварской страной. Наших солдат им не жаль совершенно. Правители этих стран привыкли загребать жар чужими руками, например, нашими. Пройдет десять лет, и вся Европа окажется под властью французов.
— Мрачную перспективу, вы нарисовали Степан Иванович.
— Много я не знаю, рассуждаю так, на основе, своих личных наблюдений и участия в походах, газетные статьи почитывал.
— А выход из такого положения есть?
— Когда Наполеон вторгнется на наши территории, мы будем биться с ним один на один, помощи нам не будет. Все народы будут покорены и усмирены. Поэтому нам нужно будет всем миром, я имею в виду всему русскому народу, навалиться на неприятеля, и бить его днем и ночью.
— Что может крестьянин сделать обученному солдату? Абсолютно ничего.
— Не скажите Михаил Павлович. Когда я выбрался из плена, то собрал небольшой пеший отряд из солдат разбитых частей. Перепуганные, голодные солдаты, не способны были вести боевые действия. Мне удалось, за короткое время научить и убедить в стойкости и мужестве русского солдата. Это дало пользу. Я постарался внести разлад в снабжение французских войск. Пусть я действовал на небольшой территории, но смею вас заверить, что многие части маршала Массены недополучили провизию и порох. А представьте, если на путях снабжения вражеской армии будет действовать множество таких отрядов, не пеших, а конных. Тогда продвижение боевых частей остановится. Голодный и без боеприпасов солдат не сможет выполнить приказ своих командиров.
— В ваших доводах, Степан Иванович, имеется рациональное зерно. Подумайте, может, стоит все мысли изложить на бумаге и представить высшему командованию?
— Кто станет серьезно относиться к писанине, какого-то капитана, без рода и племени? К высшему командованию обращаться через голову своего начальства я не имею права, родовитости не хватает. Запустить бумаги по команде, так они сгинут где-то в штабах.
— Вы пока в отпуске, изложите все подробнейшим образом, и передайте мне. Я найду способ, направить ваши размышления, куда следует.
— Хорошо, я попытаюсь внятно все описать.
— Как я понял, вы не только над этим размышляли?
— Совершенно верно. Думал над вооружением наших войск. Вот пример взятие Мантуи. Мы не могли разрушить стены крепости, не было пушек крупного калибра и мортир. Мне пришлось рыть под станинами «единорогов» рвы, чтобы обеспечить навесную стрельбу, и заряжать их полуторной порцией пороха, для обеспечения дальности. Очень опасно было сие занятие, разорвать ствол могло. Но Бог миловал, сладилось все нормально. Из этого следует, что надо пушки совершенствовать, и заряды к ним тоже. Теперь возьмем ружья моих егерей. У большинства гладкоствольные ружья, прицельная стрельба из которых возможна со ста шагов. Пока мы подойдем на эту дистанцию, половину батальона, неприятель выбьет картечью. Кто потом пойдет в атаку? Правильно, жалкие остатки. Вот я и выпрашивал себе винтовальные штуцера. Пусть темп стрельбы у них немного ниже, однако, дальность выстрела и точность превосходит обычные ружья в шесть-семь раз. Мы, находясь в недосягаемости картечи, могли выбивать обслугу орудий и офицеров. А если в ружье и в боеприпас внести изменения, то дальность, точность и скорость перезарядки, возрастет значительно.
— Вы показывали кому-то свои прожекты?
— Пока нет. Все пока оформлено рисунками, без точных расчетов.
— Рекомендую вам, срочным порядком, озаботиться чертежами с пояснениями, и подать на рассмотрение комиссии по вооружению. Ваши светлые мысли не должны оставаться только в вашей голове. Ладно, давайте на сегодня оставим все разговоры, время позднее, пора отдыхать. Не забыли? У вас завтра утром, конная прогулка с Софией. Не смотрите, что она еще ребенок, мыслит и рассуждает, как взрослая. Очень часто говорит, то, что думает. Из таких особ, как София, вырастают очень деятельные личности и верные жены, поверьте моему опыту.
— Спорить не буду, я слабо разбираюсь в женщинах, все время в окружении солдат, отдаюсь службе.
Утро, как обычно я начал с пробежки и зарядки, уйдя подальше от имения, на берег Днепра. Особенно опасался оконфузиться, сверкая голым задом в процессе купания. Повезло. Никто на выбранное мной место не пожаловал.