губу. Я так отчаянно хочу, чтобы она сделала это ради меня, так, черт побери, отчаянно
желаю этого.
— Да.
Она делает глубокий вдох через нос.
— Я не обращала на него внимания раньше. Я всегда так сильно сосредоточена на
шоколаде.
Внезапно я четко улавливаю довольно-таки сильный аромат Armani, что исходит от
меня, чего еще никогда в жизни не происходило. Он слишком резкий для нее? Я что,
пахну как жигало? Так, словно я наткнулся на отдел мужского парфюма в торговом
центре? Господи Иисусе. Что, если мое обоняние тоже не к черту? Наверное, так и есть.
Если я не в состоянии ощущать вкусы, то, скорее всего, не могу чувствовать и запахи. Я
начинаю отступать назад, но как в раз в этот момент она прикасается к моему
предплечью. Я замираю. Ее прохладные пальцы сжимают сильнее.
— Он пахнет довольно приятно на тебе, — я могу чувствовать улыбку в ее голосе.
— На самом деле хорошо.
Черт меня побери.
Но когда этот сексуальный момент между нами может на самом деле превратиться
во что-то большее, во что-то невероятное, нас внезапно прерывает голос Сэнди, моей
секретарши, с другой стороны двери, которая говорит:
— Мистер Раскин! Плохие новости! — она всегда говорит так, словно пальцами
зажимает себе нос. Так делают, когда хотят кого-то разыграть по телефону.
Хватка Лауры на моих руках становится немного сильнее, и я чувствую ее
потребность выплеснуть все свои чувства.
6
— Какие именно, Сэнди? — спрашиваю я. Мой голос звучит хрипло, словно я
только что проснулся, мои слова источают жесткость и тьму, потому что я больше не могу
себя сдерживать. Но Лаура прикасается ко мне первой, словно между нами щелкает
невидимый выключатель. Я слегка прижимаюсь к ней, нахожусь так близко, что мои
мышцы груди слегка приподнимает ее великолепную грудь. В моем разуме создается
образ того, что я так хочу увидеть — ее груди без бюстгальтера, ее лицо, искаженное
страстью. Даже не смотря, что нас разделяет тонкий материал брюк, я все еще могу
ощущать жар, что исходит от ее тела.
— Кажется, что замки не заработают до того момента, пока вновь не дадут
электричество. Это все может затянуться на часы, — кричит Сэди. — Вы там точно в
полном порядке?
Черт побери, это предприятие. Все эти проблемы произошли из-за того, что мы
хотели сделать безопасную комнату для дегустаций, а теперь выходит, что замки не
открываются в чрезвычайной ситуации. Все чертовски непродуманно.
Но с другой стороны...
Лаура стоит, затаив дыхание. Крошечный смешок срывается с ее губ. Она
прижимает ладони к моей груди и сжимает крепко материал моей рубашки в своем
кулаке.
Господи, да.
— Все нормально? — спрашиваю я, шепча ей на ухо, одновременно с этим вдыхая
ее аромат, на самом деле, я делаю большой вдох, наслаждаясь ее запахом в первый раз за
все время нашего знакомства. От нее исходит самый приятный в мире аромат миндаля и
ванили.
Она не отвечает сразу же на мой вопрос. Вместо этого я ощущаю, как ее грудь
вздымается и опадает, и ее тело вновь прижимается к моему.
— Что ты хочешь, красавица, скажи мне? — тихо говорю я.
Ее грудь еще раз вздымается. Затем еще раз опускается.
— Возьми меня, прямо здесь. Прямо сейчас.
Мать вашу, да!
Я беру ее лицо в свои ладони, чувствуя шелковистую и нежную кожу у моих
покрытых щетиной щек. Под моими ладонями я ощущаю, как неистово бьется ее сердце.
— Мы в порядке, Сэнди, — говорю я громче и поглощаю Лауру в поцелуе.
Этот рот. Этот чертовски идеальный рот. Чем сильнее я целую ее, тем сильнее она
отвечает мне на мой поцелуй. Я проскальзываю глубже языком в ее рот, и она позволяет
мне, потому как делает то же самое и со мной. Все еще наслаждаясь чувственным
7
поцелуем, мы оба начинаем снимать одежду друг с друга — она расстегивает мой ремень,
а я ее рубашку.
В то время когда наши руки находятся между нами, стараясь стянуть друг с друга
одежду, я отстраняюсь от нее.
— Знаешь, ты пропустила пуговичку на моей рубашке, — говорю я ей, когда
расстегиваю их за нее.
Расстегнув мой ремень, Лаура начинает расстегивать молнию на брюках.
— Я чувствовала, что это произойдет. Я видела, как ты смотришь на меня. И я
обожала каждую минуту этого.
— Чертовка.
Сейчас я чувствую, насколько болезненно тверда моя длина, все желание, которое