— Охотно ли вы вспоминаете о своем детстве?
— О да, особенно о чудесных зимних вечерах. — Надо придать глазам мечтательное выражение. — Катание на санках, игры в снежки, одинокий эксгибиционист в парке, на которого никто не обращал внимания…
Журналисты хохотали до слез. В этот момент Шеридан любил журналистов даже больше, чем незнакомую ему Джильду Лоуренс, чья рука внесла в список его имя.
— Как вы относитесь к порнографии, мистер Уорд?
Шеридан бросил неодобрительный взгляд на остроносую девицу, задавшую этот скользкий вопрос, и выдал на-гора неотразимую улыбку.
— Против порнографии выступают только те, кто знает, что их никогда не пригласят сняться для порнографического журнала.
Ответ понравился.
В конце пресс-конференции Шеридан с большим удовольствием, как средневековый кавалер, снял бы украшенную перьями шляпу и поклонился, шаркнув ножкой, но, поскольку шляпы с перьями у него не было, он ограничился улыбкой, долженствующей обозначать: «Я вас всех очень люблю». Поклонившись, актер покинул зал.
Два часа спустя Уорд, лучась счастьем, беседовал по телефону с Уильямом Дэвисом.
— Слышал, что вы были неотразимы, Шеридан.
— Я превзошел самого себя, Уильям. — Шеридан с хрустом потянулся. — После этой пресс-конференции я стану самым известным актером Голливуда.
— Вы и так популярны. У меня есть для вас заказ. — Агент закашлялся. — Я припас для вас предложение одной миллионерши. Вы должны будете обнаженным вылезти из торта.
— Это было бы просто восхитительно, если торт — шоколадный. — Уорд горестно вздохнул. — Но, поскольку меня ждет головокружительная карьера, я с превеликим сожалением вынужден отклонить ваше предложение…
3
Следующие две недели Шеридан посвятил занятиям спортом, явно показавшим ему, что его спортивная форма, которой он столь рьяно кичился, была не так уж безупречна, как ему хотелось. После напряженных тренировок он почувствовал под кожей множество болезненных мышц, о существовании которых и не подозревал. А ведь думалось, он так прекрасно сложен.
Еще хуже были уроки вокала и танца, где из Шеридана — с весьма слабой надеждой на успех — пытались сделать второго Джина Келли. Молодой актер недоумевал, зачем телевизионному Джеймсу Бонду нужно обязательно уметь петь и танцевать. Но сомнения сомнениями, а дело делом. Надо — значит, надо. Шеридан не жалел усилий, неуклюже сгибая ноги и выделывая в танцевальном классе немыслимые и сложнейшие па. От вокальных упражнений он в конце концов охрип. И на каждом шагу только и слышал имя Джильды Лоуренс. Джильда приказала то, Джильда велела это, Джильда хочет, Джильда посоветовала… Но сама эта достойная женщина ни разу не предстала пред ясные очи Шеридана. Естественно, любопытство актера распалилось до предела.
Но вот наконец настал великий и торжественный день, когда Уорд должен был увидеть свою благодетельницу. Миллер устраивал грандиозный вечер с шампанским и прессой, на котором он собирался оповестить весь мир о том, кто будет сниматься в основном составе, а кто — в качестве приглашенных звезд.
Это была одна из типичнейших вечеринок, собравшая половину Голливуда, где каждый из гостей считал себя и только себя самым великим, самым лучшим, самым красивым и самым влиятельным. Было совершенно нормально, что большая часть из них в глаза не видели друг друга, но делали вид, что знают абсолютно всех. Эта суета совершенно не мешала Шеридану. Единственное, чем он был недоволен, так это тем, что продюсер не обращал на него ни малейшего внимания и не обмолвился о нем, исполнителе главной роли, ни единым словом. Он был просто одним из гостей — он, которому в скором времени было суждено стать сверкающей звездой телеэкрана, как с налетом легкой иронии размышлял Шеридан. Кстати, куда запропастилась эта Джильда Лоуренс?
— Скажите, пожалуйста… — обратился Шеридан к одному из тусовочных ветеранов. В ответ он получил лишь страдальческий взгляд.
— В наше время нельзя позволить себе стареть. — Ветеран завистливым взглядом окинул стройную фигуру Уорда. — Никакой седины, никакой бледности… и никаких старых собственных зубов.
— Привет! — Приятель и коллега Уорда Монти Клингер с силой хлопнул Шеридана по плечу. — Ты уже познакомился с Мэнди?
Монти потащил его к какой-то разодетой в пух и прах девице, прежде чем Шеридан успел узнать хоть что-то о Джильде Лоуренс.
— Привет. — Мэнди сверкнула безупречной улыбкой и указала на человека в белом костюме. — Ты знаешь Элвина? Он постоянно тренируется и не дает себе спуску. В душе это настоящий Ноэл Коуард[2] и воображает из себя Бог знает что. Ты понимаешь?