– Очень остроумно, Хамфри, – язвительно произнес я. – К тому же, поскольку Чарли пробудет у нас всего два дня, он вряд ли сможет причинить много вреда.
Однако сэра Хамфри мое объяснение почему-то не успокоило.
– Не забудьте, господин министр, – заявил он, – настаивали на его приглашении вы, а не я.
– Извините, Хамфри, мне еще надо поработать с корреспонденцией, – сказал я, изо всех сил стараясь скрыть внезапное раздражение.
– С вашего позволения, господин министр, – не унимался он, – я был бы вам крайне признателен, если бы вы прежде ознакомились со справкой по нашей африканской политике. – Он протянул мне увесистое досье.
– Нет уж, благодарю. Не вижу в этом никакой необходимости, – сказал я.
– Прекрасно, – обрадовался он. – По-моему, было бы крайне досадно, если бы незначительная путаница в африканской терминологии привела к нарушению и без того шаткого баланса сил между, скажем, ФРОЛИНА и ФРЕТИЛИН, вы согласны? – Понимая, что здесь он меня подловил, Хамфри продолжал развивать успех. – Я имею в виду, что если новый президент больше тяготеет к ЗАПУ, чем к ЗАНУ, то КАРЕКОМ и КОРЕПЕР, возможно, потребуют вовлечения ГРАПО, а это неизбежно возродит старую склоку с ЭКОСОС и ЮНИДО, что, в свою очередь, приведет к новой вспышке противоречий между МБРР и ОЭСР… И как в таком случае прикажете поступать ПЕВ?
(ФРОЛИНА – французский акроним Фронта национального освобождения Чада; ФРЕТИЛИН – Революционный фронт за независимость Восточного Тимора; ЗАПУ – Союз африканского народа Зимбабве; ЗАНУ – Африканский национальный союз Зимбабве; КАРЕКОМ – Средиземноморский общий рынок; КОРЕПЕР – Комитет постоянных представителей Европейского сообщества; ЭКОСОС – Экономический и Социальный Совет ООН; ЮНИДО – Организация Объединенных Наций по промышленному развитию; МБРР – Международный банк реконструкции и развития; ОЭСР – Организация экономического сотрудничества и развития. ГРАПО вряд ли имеет прямое отношение к теме обсуждения, поскольку это испанский акроним антифашистской революционной группы «Первое октября».
Не исключено, что сэр Хамфри намеренно пытался запутать своего министра. – Ред.)
Единственное, что я понял из его шифровки, – это ПЕВ (правительство Ее Величества. – Ред.). Расчет Хамфри был точен. Нарочито небрежным тоном, как бы делая ему одолжение, я сказал, что в таком случае мне, возможно, удастся выкроить время на ознакомление с досье.
– До встречи в поезде, – откланялся он и гордо удалился.
Боюсь, этот раунд он выиграл по всем очкам.
Затем Бернард напомнил мне, что я опаздываю на заседание парламента. Но корреспонденция в корзинке «для входящих», казалось, перешла на самовоспроизводство.
– Ну а это? – беспомощно развел я руками. – Что мне делать с этим?
– Господин министр… – сказал он и выразительно стрельнул глазами на корзину «для исходящих».
Поняв, что иного выхода все равно нет, я поднял всю кипу писем из одной корзины и торжественно переложил ее в другую.
При этом мною овладело странное чувство – вины и облегчения одновременно.
Судя по всему, Бернард одобрил мой поступок. Во всяком случае, он понимающе улыбнулся.
– Верное решение, господин министр… Как говорится, и с плеч долой.
То, что произошло вчера вечером, иначе, как кошмаром, не назовешь.
Кризис! Острейший кризис, который необходимо сегодня же разрешить. И во всем виноват я один. Что делать? – ума не приложу. Боже, помоги мне!
Пишу эти строки в купе ночного экспресса, с ужасом думая о предстоящем.
Но лучше все по порядку.
Сразу после голосования в парламенте Рой отвез меня на вокзал Кингз-кросс. Времени оставалось предостаточно. Я, не торопясь, нашел свой вагон, удобно расположился, заказал проводнику чай с бисквитами и уже начал стаскивать брюки, как кто-то нервно забарабанил в дверь.
– Кто там? – крикнул я.
– Бернард, – послышался голос Бернарда.
Я открыл дверь: действительно – Бернард. От волнения он тяжело дышал и непрестанно вытирал пот с лица. Таким я его еще не видел. Собственно, мне вообще никогда не доводилось видеть в подобном состоянии ни одного государственного служащего. Они всегда так удручающе невозмутимы, так безукоризненно выдержанны, что, как ни странно, ты невольно чувствуешь себя намного уверенней, когда они хоть изредка впадают в панику, как самые обыкновенные люди. Но уж если это вдруг случается, они начинают мельтешить хуже безмозглых цыплят.
Бернард крепко прижимал к груди пачку плотных коричневых конвертов.
– Входите, Бернард, – пригласил я его в купе, – что у вас там стряслось?
– Прочтите, пожалуйста, вот это, господин министр, – трагическим тоном произнес он, тыча мне в грудь одним из конвертов.
Не могу передать вам мое раздражение! Бернард без конца подсовывает мне какие-то бумаги. На сегодня с меня хватит и четырех красных кейсов, рядком выстроившихся на полу.
Я оттолкнул от себя конверт.
– И не подумаю.
– Но вы должны! – Он снова ткнул конвертом мне в грудь. – Дело не терпит отлагательства.
– Вы всегда так говорите, – заметил я, продолжая стаскивать брюки.
Тогда Бернард, тревожно понизив голос, сказал, что в конверте – завтрашняя (уже сегодняшняя, о боже!) речь президента Селима, которую передало нам бурандийское посольство.
Сообщение Бернарда не вызвало у меня ни малейшего интереса. Все они на один манер: счастлив посетить вашу страну, искренне признателен за радушный прием, связи между нашими странами, полезность совместного опыта, взаимовыгодное и плодотворное сотрудничество и тому подобная околесица.
– Конечно, господин министр, этой белиберды там хватает, – согласился Бернард. – И все же вам необходимо ознакомиться хотя бы с наиболее важными фразами, которые я отметил красным карандашом. (Какая предусмотрительность!) Я уже обошел вагоны и раздал всем копии, – добавил он.
Обошел вагоны? Раздал копии? Он, наверное, чокнулся, подумал я. Но Бернард объяснил, что этим же поездом, кроме меня и сэра Хамфри, едет ряд высокопоставленных лиц, включая министра иностранных дел, его постоянного заместителя и пресс-секретаря. Кто бы мог подумать?
Я нехотя открыл конверт, и… меня прошиб холодный пот: эта речь ни в коем случае не должна быть произнесена!
«…Бурандийцы испытывают чувство особой близости и понимания чаяний кельтских народов в их борьбе за свободу. Нам также пришлось вести нелегкую борьбу за освобождение от оков британского колониализма. Вспомните свое былое величие, вспомните Уильяма Уоллеса, Роберта Брюса, Баннокберн[25] и Каллоден[26]! Народ Буранды призывает шотландцев и ирландцев восстать против британского гнета, сбросить с себя ярмо империализма и присоединиться к братству свободных наций…»
В это время в купе, постучавшись, вошел сэр Хамфри. Между прочим, в великолепном шелковом халате золотистого цвета, с красным китайским драконом на спине. Вот уж не мог даже представить своего постоянного заместителя в подобном одеянии. Рядом с ним я, наверно, выглядел не очень-то презентабельно в одной рубашке и носках.
Бернард, извинившись, вышел.
– Итак, господин министр, – без предисловий начал Хамфри, – похоже, нас застали врасплох.
Я невольно бросил взгляд на свои голые ноги, а он неумолимо продолжал: ему, мол, неприятно напоминать, что он предупреждал меня, но ведь он предупреждал…
– Как вы полагаете, нам здорово намылят шею? – перебил я.
– Не шею, господин министр, – вежливо уточнил он, – скорее наше империалистическое ярмо.
Я заметил, что сейчас не время для плоских острот. Лично я в сложившейся ситуации не вижу ничего смешного.
Надо немедленно что-то предпринять. На карту поставлены результаты дополнительных выборов в трех шотландских округах! Не говоря уже о возможных последствиях для Ольстера!
– Это катастрофа! – прошептал я.
Сэр Хамфри и не пытался хоть как-то разрядить обстановку.
25
Битва при Баннокберне в 1314 году, когда войска под командованием короля Шотландии Роберта Брюса разгромили английскую армию короля Эдуарда II в войне за независимость Шотландии.