Я бросил на него неодобрительный взгляд и выразил надежду, что в его словах нет скрытого сарказма. Впрочем, меня его шпильки не трогают.
– Брюссельские бюрократы безнадежны: они не столько запутались в сложностях управления международной организацией, сколько погрязли в непотребной роскоши…
– Простите? – не понял Бернард.
– В непотребной роскоши, – повторил я, садясь на своего конька. – Шампанское и икра… Ящики виски в каждом офисе… «Мерседесы» с кондиционерами, личные самолеты… Каждый функционер ЕЭС хлебает из этой кормушки, а некоторые просто залезли в нее с головой!
Хамфри, как всегда, тут же встал на защиту бюрократов.
– Нельзя же всех стричь под одну гребенку, господин министр, – с осуждением сказал он. – В Брюсселе немало честных и старательных государственных служащих, которым приходится переносить тяготы утомительных командировок и, прямо скажем, утомительных развлечений.
Страшно утомительных! Еще бы – впихивать в себя столько осетрины горячего и холодного копчения и вливать столько шампанского!
– Кроме того, господин министр, вы в данном случае валите с больной головы на здоровую.
О чем это он? Я, кажется, потерял нить разговора. Слава богу, он объяснил:
– Насколько мне известно, об идее централизованной закупки ЭВМ Брюсселю заблаговременно сообщил один из ваших коллег по кабинету. Этим, собственно, и объясняется столь быстрое появление директивы.
Не удивительно, что я потерял нить: он вернулся к начальной теме нашего спора. Запутать собеседника ему ничего не стоит.
Значит, вот оно что. Меня опять предали! Причем мой же коллега по кабинету! (А кто же еще? – Ред.) Мне даже не надо ломать голову: кто? Бейзил Корбет. Сукин сын! При одной мысли о Корбете я с теплым чувством вспоминаю Иуду Искариота.
– Корбет? – спросил я, хотя ничуть не сомневался.
Хамфри слегка наклонил голову, как бы подтверждая, что здесь действительно поработал министр торговли и промышленности.
– Предатель! Скотина! Самолюбивое ничтожество! – завопил я, не в силах сдержать негодование.
Сэр Хамфри удивленно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Неверно истолковав его взгляд, я уже спокойнее добавил:
– Прошу простить меня за грубость, Хамфри.
– Наоборот, господин министр, – с улыбкой ответил он, – ваши слова – цветочки по сравнению с тем, что о нем говорит его постоянный заместитель.
И все-таки для меня остается загадкой, почему Корбет так подло меня подставил. Ну да ладно, время покажет!
Время действительно показало. Притом очень скоро. Из сегодняшнего номера «Стэндард» узнал важные и внушающие тревогу новости.
«ПЕРЕСТАНОВКИ В КАБИНЕТЕ
(Наш политический корреспондент)
По имеющимся слухам, еще до окончания нынешней сессии парламента премьер-министр объявит о существенных перестановках в кабинете. Ожидается, что Бейзил Корбет…»
Опять Корбет! Стоит этому сукину сыну очутиться где-нибудь поблизости – у меня возникает ощущение, будто в спину мне вонзили нож.
И почему я узнаю об этом в последнюю очередь? Откуда знают о перестановках они? Я спросил Хамфри, правда ли это.
Он, естественно, начал вилять.
– Господин министр, я всего лишь скромный государственный служащий, который, увы, не вращается в столь высоких сферах, как кабинет министров и парламентское лобби.
– Это правда? – настаивал я.
– Да, правда.
Прямой ответ! От неожиданности я даже растерялся. Но только на миг.
– Откуда же вам это известно, раз вы не вращаетесь в высших сферах?
– То есть правда, что ходят такие слухи, – пояснил он.
Час от часу не легче. На душе кошки скребут. Перестановки! Последствия могут быть самыми непредсказуемыми. А я ведь не претворил в жизнь и половины задуманного на посту министра МАДа. Можно сказать, даже не приступал.
Сэр Хамфри советует не убиваться раньше времени: даст бог, меня никуда не передвинут. Думаю, он просто хочет меня успокоить. А может, намекает, что нечего даже мечтать о повышении?
Я прямо спросил его об этом.
– О понижении тоже речи нет, господин министр, – последовал уклончивый ответ.
Понижении? Да как у него язык повернулся сказать такое! А может, ответ не такой уж и уклончивый?
– Послушайте, Хамфри, – осторожно начал я, – скажите… по-вашему, у меня… э-э… нормально выходит?
– Да, господин министр, у вас выходит нормально.
Возразить против его слов (собственно, моих слов!) было фактически нечего, однако интонация невольно настораживала. Поэтому я задал тот же вопрос Бернарду, но чуть расширив формулировку:
– У нас нормально выходит, не так ли, Бернард?
– Да, господин министр, нормально.
И это все! Ни слова ободрения или поддержки. Мне вдруг, непонятно почему, захотелось оправдаться.
– Ну конечно, я не достиг на этом поприще выдающихся результатов, но ведь неудачником меня тоже не назовешь, как вы считаете?
– Конечно, не назовешь, господин министр, – с готовностью подтвердил Бернард, хотя, как мне показалось, без особой убежденности.
Я промолчал. Но не в ожидании комплиментов. Избави бог! Наконец Бернард не выдержал.
– Господин министр, у вас… э-э… выходит нормально.
Но действительно ли он имеет это в виду? И если да, то что именно?
– По большому счету, кое в чем я добился безусловного успеха! И если Мартина передвинут в казначейство, мне в принципе может светить министерство иностранных дел.
Я сделал паузу. Никто не произнес ни слова. Время, казалось, тянется бесконечно. Затем Хамфри, на этот раз с явным сомнением, произнес:
– Хм-м, возможно.
– Что-то я не слышу в вашем голосе уверенности.
Надо отдать ему должное: он не стал отнекиваться.
– У меня в самом деле нет уверенности, господин министр, – сказал он, глядя мне прямо в глаза.
– Почему? Вы что-нибудь слышали? – всполошился я.
– Ничего, ровным счетом ничего, господин министр. Потому у меня и нет уверенности.
Я швырнул эту проклятую газету на пол и с горечью спросил:
– Ну как же так: Боб Карвер из «Стэндард» знает о перестановках все, а мы ничего?
– Может, он близок к ПМ? – предположил сэр Хамфри.
– Что правда, то правда. Все знают, что ПМ держит его в руках.
– В таком случае у ПМ должны быть очень длинные руки, – вставил Бернард.
Я бросил на него уничтожающий взгляд. И решил больше не думать об этом. Выкинуть из головы! Что толку попусту переживать? Да и о чем, собственно говоря?
Во всяком случае, пока.
Поэтому я перешел к вопросу о конференции по ЭВМ в Брюсселе. Мой постоянный заместитель считает, что мы должны принять в ней участие. Но ведь она может состояться до перестановок!
Я спросил у Хамфри, известно ли ему, когда ожидаются перестановки, поскольку от этого в значительной мере зависели мои дальнейшие действия.
Его ответ, как всегда, мало что прояснил.
– Видите ли, господин министр, ПМ не посвящает меня в свои планы перестановок, если, конечно, таковые произойдут, и потому я не в курсе относительно предполагаемой даты, если, конечно, таковая вообще определена. Во всяком случае, мне кажется, вам следует исходить из предположения, что никаких перестановок не будет, и соответственно планировать деятельность – свою или возможного преемника – на случай, если такая кандидатура существует.
Его совет мне не понравился, и я решил отклонить его. Мне уже приходилось видеть всякие заграничные балаганы. Сейчас не время по ним разъезжать. Сегодня тебя нет в своем кабинете, а завтра у тебя нет кабинета.
«Я хорошо помню тот нелегкий разговор. Хэкер по меньшей мере шесть или семь раз повторил, что перестановки его не волнуют, что переживать по этому поводу просто бессмысленно.
Затем долго грыз ногти.
Когда он стал собираться на заседание палаты, я посоветовал ему не терзать себя по поводу перестановок.
Он возмутился и сказал, что у него и в мыслях не было, он даже думать не желает о перестановках.
Однако уже на выходе из кабинета он вдруг обернулся: «Бернард, я жду вас в шесть часов в палате перестановок… э-э… то есть перетасовок… одним словом, в палате общин».